Россия

Жара. Июль. Печет неслабо –
За тридцать, верно, будет днем;
Но уж привыкнуть мне пора бы,
Сказать себе: «Переживем!
Зимой стоит мороз трескучий,
Мы прячем руки в рукава,
А летом – все в поту липучем;
Ну что ж – Россия такова».
Россия – ты, моя Россия,
Я снова здесь, я вновь с тобой,
И вот опять пишу стихи я,
На этот раз – тебе одной;
За все с тебя спросить хочу я,
Передо мной держи ответ
И знай, что нам пощады нет:
Я и себя в тебе бичую.

Да, видит Бог, что твой я сын,
Твоих просторов беспредельных,
Твоих озер, твоих равнин,
Твоих качелей самодельных,
С которых в юность я сошел,
В тоске тревожной замирая,
Куда идти, совсем не зная,
Ступил на скользкий жизни пол.
О, что дала ты мне в наследство?
Смотрю кругом, и страшно мне!
Да, я был счастлив где-то в детстве, –
Оставим это в стороне,
Ведь кто из нас в нем не был счастлив? –
Теперь же – грусть в душе моей,
Лежит тяжелым камнем в ней
И мне заснуть сегодня даст ли?

Гляжу в окно: там город мой
В пыли раскинулся надменно,
Шумит, гудит передо мной
И мнит, что он есть центр вселенной,
Изменчив, как хамелеон,
Пугает он своей ухмылкой,
Грозит мне битою бутылкой,
Как монстр из фильма, жуток он.
Чем ум больной тебя придумал?
Кто основал тебя, зачем,
В краю, где гостя ждет угрюмо,
Как одноглазый Полифем,
Тлетворный дух, тот дух болотный,
Тот климат влажный и сырой,
Что разведет грибок порой
Мне в старенькой тетради нотной?

Кто ж? Я назвать его готов,
Знакомьтесь: это Петр Первый.
Подумать – скольких орденов
Сегодня были б кавалер Вы!
За Всепьяннейший Ваш Синод,
За нрав жестокий Ваш и дикий
Наш одураченный народ
Объявит дружно Вас Великим;
Простит вам рекрутский набор,
Простит насилие над Русью,
Наперекор пойти Вам струсит
И стерпит вековой позор.
Но час придет: взрастет то семя,
Что в землю посадили Вы,
И власть возьмет другое племя
На Вашей берегах Невы.
Оно щадить страны не будет:
Им чужд Ваш мир – дворянский мир;
Его на смерть оно осудит,
И под ударами секир
От рук толпы непросвещенной
Падет Ваш Запад, Ваш кумир:
Дворцы разграбят упоенно
И на костях устроят пир.

Тогда набьются эмигранты
На пароходы и – в Париж,
В ломбард сдавать свои брильянты;
Им утешеньем станет лишь
О той стране воспоминанье,
Как будто древнее преданье,
О петербургских их домах,
Салонах, званых вечерах,
Где семгу ели, вина пили.
Но что ж так быстро вы забыли,
Откуда денег наскребли
На эту семгу и «Шабли»?
А эмигранты дней недавних,
Что наводнили США,
В заокеанский рай спеша, –
Счастливы ль вы? Закрыты ставни,
И вы сидите за столом
В кругу своих, таких же – русских,
В тисках навек зажаты узких
Воспоминанья о былом;
И нету вам другой отрады,
Иной досуг вам здесь не дан:
Вам больше ничего не надо,
Чем душный русский ресторан.
Но лучше ль здесь? О нет, стократ
Здесь хуже и невыносимей!
В каком-то инфернальном гриме,
В одеждах, пестрых от заплат,
Глазами, полными страданья,
Россия смотрит на меня
И на мое повествованье,
Молчанье мрачное храня.

О, что за город! Новостройки
Пошли, как от дождя грибы,
А вместе с ними – и помойки,
Дворы, фонарные столбы;
И расселились по квартирам
На миг счастливые жильцы –
Разнообразные дельцы, –
Чтоб гнить в своих каморках с миром.
Поедь на север, или на юг –
От Озерков до самой Ржевки,
От Купчина до Малой Невки –
Домов высотных страшный круг,
И в них до самой крыши – люди,
Нам не видны, но там они,
И сколько их – яснее будет
Под вечер, как зажгут огни.
А в этот час их нету дома:
Они с утра весь день в трудах,
Все на своих сидят местах,
Служа занятию простому;
Оно им тошно – мочи нет,
Но не посыплются ведь с неба
Рубли в обертках от конфет –
Работать надо ради хлеба!
Потом в глубокое метро
Они зайдут толпой нестройной,
И холод день прогонит знойный;
Оно, как все у нас, старо,
Ободранно и безобразно.
О, давка! Сотням мокрых тел
Нелегкий выдался удел –
Теснясь, трястись в вагоне грязном.

А что за лица – посмотри!
Взглянув на эти только лица,
По-моему, можно удавиться.
Вот бабка встала у двери
И первой прется, всех толкая,
Другим проходу не давая,
В руках таща баула три, –
Куда ж ты, древняя такая?
На дачу, верно, – чую я, –
На шесть своих несчастных соток;
Но я сегодня добр и кроток:
Храни, бабулька, Бог тебя.
За бабкой входит парень в кепке,
На первый взгляд – довольно крепкий,
Одет в спортивные штаны,
В жилет со сломанной застежкой,
Два шрама возле лба видны,
И смотрит тупо так немножко,
Острижен коротко, как зэк, –
Типично русский человек.
За парнем девушка проплыла,
Ступая, как фотомодель;
Твою я знаю жизни цель –
Ты зря мне улыбнулась мило!
Ты зря мне выставляешь грудь,
Затянутую в тонкий хлопок,
Грядой своих камчатских сопок
С пути пытаешься свернуть!
Фальшиво все – ты не блондинка,
И кожа не смугла твоя,
Все – ложь, напрасно, тщетно, зря,
Ты – не моя уж половинка;
Твою насквозь я знаю суть –
Меня не сможешь обмануть.
Развратом девушки французские
Известны на весь свет своим,
Но даже их мы удивим,
Когда на дело выйдут русские.

За девушкой мужик идет
И из бутылки пиво пьет.
Лицо опухло, покраснело,
Рука нетверда, бродит взгляд;
Но он чему-то странно рад,
И до проблем сейчас нет дела.
Мы в горе пьем и в счастье пьем –
Вот так вот скучно мы живем.
А дальше – тетка; тетка эта
Толста, как тыква, как арбуз,
И в сумках чувствуется груз –
Продукты, что ль, купила где-то
Дешевле и везет домой
Бананы, хлеб, печенье, мясо,
Картофель и два литра кваса
В пластмассе мертвой и немой.
А дома – что? Готовить ужин,
Который никому не нужен,
Смотреть все тот же сериал
По телевизору цветному,
Не позволяя мужу злому
Болеть за славный клуб «Реал»,
Что там кому-то проиграл
И вылетать из Суперлиги
Собрался: ей важней интриги
И кто кому с кем изменял.

Зайдем, пожалуй, в магазин.
Нелегким будет испытанье:
Вдоль низких сумрачных витрин
Рук чьих-то жалкие созданья,
Хромые ценники ползут;
Ошибка есть то там, то тут.
Весь хлеб несвеж, с камнями греча
И горьки слишком огурцы;
Ох, отчего так гадок кетчуп
И хамоваты продавцы?
Наложат фруктов погнилее:
Местами плесень зеленеет;
Везде обман, везде обвес –
«Экономический прогресс!»

А что же центр? Пойдем на Невский!
Ужель контраст не будет резким?
Там Летний Сад, там Эрмитаж,
Театр, кино – там жизни праздник,
Там кабаков крутых кураж,
Там казино огнями дразнят,
Там через дом – мужской стриптиз
С бесплатным выходом на бис;
Там девки ходят при параде
И вон какой-то мелкий бес,
Их обнимая нежно сзади,
В свой приглашает «Мерседес».
Пойдем на Невский – я согласен!
Он еще чем-то дорог мне:
Я здесь гулял в десятом классе –
И оттого теперь больней
Осознавать, как он ужасен,
Что все фасады – деревень
Потемкинских худая тень,
Что артобстрел еще опасен
Сосульками с прогнивших крыш,
Что за стенами Карла Росси
Дома, как обувь, каши просят,
А получают с маслом шиш.

“Bonsoir!” – “Buongiorno!” – иностранцы,
Наверное – американцы,
Идут почти с открытым ртом,
Мотая головой кругом.
Для них все ново, интересно:
У них отель в пятнадцать звезд;
И поглядеть, скажу вам честно,
На разведенный ночью мост,
На Рафаэля и да Винчи,
На наш балет, на наш канкан,
Узнать, что есть Шевчук и Кинчев,
Икры откушать – чем не fun?
Но скоро их охватит скука,
И с домом скажется разлука,
Любовь их к нам пройдет, как дым.
Другое дело – наша к ним:
Она в нас въелась за столетья.
Уж как мы в Запад влюблены!
О нем одном все наши сны!
Себя его же хлещем плетью,
И нам – восторг, и нам – экстаз;
Даем ему и нефть, и газ,
Беря взамен товар лежалый,
Что нам втридорога суют, –
Но все раскупит глупый люд,
Несчастный, бедный и усталый.

Не любит русский земляков.
Он умереть скорей готов,
Чем встретить их – в таких же шортах,
В таких же солнечных очках,
На тех же западных курортах,
С такой же стрижкой на висках;
И если где-нибудь в Нью-Йорке
Услышим русской речи звук –
Нехорошо нам станет вдруг,
Во рту нам сделается горько.
Иль здесь зайди ну хоть куда:
Обслужат чинно иностранца;
Тебе ж на стол швырнут блюда,
Как уличному голодранцу.
Пройдет без очереди финн,
А ты, российский гражданин, –
Ты подождешь. Твое терпенье
Передается – знают все
В тайге и в средней полосе –
Из поколенья в поколенье;
Ты только раз срывал узду –
Тогда, в семнадцатом году.
У нас в почете все чужое:
У нас джин-тоник – царь и бог,
Мы иноземным ходим строем,
Ведь наш – так безнадежно плох;
Ковбой лихой, сойдя с плаката,
Богатырей повергнет трех
И запросто, запанибрата,
Своим недавним супостатам
Предложит пачку папирос;
Возьмут ли – даже не вопрос.

Но если кто-то наш уедет
И заживет неплохо там,
Заговорят тотчас о вреде,
Молву запустят по пятам:
Мол, получил от государства
Образованье задарма –
Теперь плати, не то мытарства
Грозят тебе, не то тюрьма!
Но где у нас образованье?
Здесь в школах мучают детей,
Дают в домашние заданья
Ненужных чтение статей:
Так интерес к литературе
Наверняка у них убьют
И уважение к культуре
Им никакое не привьют!
Лишь посмотрите: что читают?
Какие авторы в цене?
Насилье, кровь, дома в огне
Над их страницами витают!
Чем лучше Университет –
Гнездо коррупции повальной?
В нем, как клопы в вагоне спальном,
Сидят, неся ученый бред,
Помочь готовы сдать экзамен
И нужный выдадут билет –
Лишь передай конверт им мамин,
Где деньги видно на просвет, –
Профессора; ну что ж, сидите.
Продажны все – врачи, менты,
Министр и первый заместитель…
Противно мне до тошноты.

В церквах народ есть – нету веры;
За установленный тариф
Здесь грех простят миллиардеру,
Даже в чем был он, не спросив,
Окрестят дружно всех и скопом,
В неловкой спешке причастят
И в освященный протопопом
Гроб, когда нужно, поместят.
А патриарх, патриотичный
Как президентский паладин,
Молебен отслужив привычный
За стенкой из чиновных спин
Напополам с братвой столичной,
Почто садится в лимузин?...
Как удержаться и не пасть,
И не глодать ничьи объедки,
Не быть чужим слугой поденным,
Проклятьем вечным заклейменным?
Мы таковы, и я таков:
Не любит русский земляков.

Жара. Везде открыты окна.
Перо мое в руке держа,
Готов писать, пока не взмокну;
Но со второго этажа
Внизу я слышу чьи-то крики
И не пойму: что там за сбор?
Что за народ собрался дикий –
Стоит, несет какой-то вздор?
Почто живем мы, как в деревне?
Кто там орет: «Кирилл, Кирилл»?!
Чего орешь, как гамадрил?
Иль ты степей лихой кочевник?
А если я так разорусь?
Вот ведь – воистину – «o rus!»

(Прим. автора. “Rus” по-латыни означает «деревня». Игра слов заимствована у А.С. Пушкина.)

Попсу в своей машине включат
Иль негритянский рэп тупой;
Вот русский наш народ родной –
Любитель он каких созвучий!
Ну что, ушли ли – посмотрю;
Нет, до сих пор стоят и курят…
А я окошко затворю
И возвращусь к литературе.

Литературой русской мы
Сильны – так хочется нам верить,
Но отчего же не проверить
В стиле апостола Фомы?
Творцов мы наших не умели
Любить, зато травить могли:
Погибли двое на дуэли,
Троих до пули довели
Иль до затянутой петли,
Еще один поэт расстрелян,
Писатель голодом сморен,
Другой отправлен был посланцем
На смерть к жестоким тегеранцам…
Таких примеров – миллион!
А наш балет? Годится только,
Чтоб в Covent Garden вывозить,
А в нем самом развала столько,
Что трудно и вообразить,
Разборок, зависти, корысти,
Скандалов, всевозможных дрязг;
Кому ж завал такой расчистить,
Коль весь бомонд наш в них увяз,
Коль в Академии Художеств
И в Консе доллары берут,
Чтобы учить потом ничтожеств, –
Кому под силу этот труд?

От власти мы ушли советской,
Но много ль нового теперь?
От той купеческой, стрелецкой
Ты расстояние измерь
До нашей, нынешней России
И сквозь года вдруг оглянись;
Но только слишком не дивись,
Что мы нисколько не другие,
Чем были сотни лет назад,
В эпохи дальние такие:
Повсюду слышен громкий мат
И проститутский визг девчат,
Пьют водку люди, ходят в баню
И пальцем ловят мух в стакане,
Кумиров ищут на земле,
Чтоб поясной поклон отвесить
И их автограф на стекле
На пыльном сохранять лет десять.
Оговориться здесь – мой долг,
Что измененья есть, конечно,
Но есть они всего лишь внешне,
И тот, кто знает в жизни толк,
Сравненье сделав с зарубежьем,
Поймет, что все осталось прежним…

Россия смотрит на меня,
Как гриф, как сфинкс, как злая кошка,
Как детективная обложка,
Молчанье мрачное храня,
Россия смотрит на меня,
И страшен взор ее свирепый;
Вдруг, отряхнув табачный пепел,
На землю прыгает с плетня –
Кричит мне, как сорвавшись с цепи:
«Что это, блин, тут за фигня?!»
Не проклинай меня, Россия,
За то, что здесь понаписал;
Я сам того не ожидал
И не желал аутопсии,
Но раз уж вскрыл – то вскрыл за раз,
Прости, что вышло слишком много
И что читатели не смогут
Сомкнуть сегодня ночью глаз;
Но мне ответь теперь – без шуток –
Легко ль быть кровом подлецов,
Страной валютных проституток
И предприимчивых дельцов?
Ужель иной не хочешь доли,
Иной судьбы не мнишь себе?
Или как баржа на приколе,
Как печка старая в избе,
Сменить свое предназначенье
Уж не лелеешь ты мечты?..
Печально это заключенье.
О Русь, меня печалишь ты.

Куда ж пойти, скажи на милость,
Коль мне все это надоест?
О нет, пусть это мне приснилось,
Что путь к спасенью – «Go West»!
Я там – чужой; а здесь – я свой ли,
Мне предстоит еще понять;
Быть не хочу кобылкой в стойле,
Которой можно погонять, –
Хочу быть птицей, птицей вольной,
Над степью дикою парить
И людям правду говорить,
Как им там ни было бы больно;
И пусть винтовкою двуствольной
Мне целят в гордое крыло,
Но нет – верх взять не сможет зло,
И к звездам я взлечу, довольный,
Что смелость брал писать стихи,
Зальюся радостною песней –
И в этом дивном поднебесье
Господь отпустит мне грехи.

---------- КОНЕЦ ----------