Идеи шопенгауэра в русской литературе xix века

С.К. К у л ь ю с
М.А. Г о ф а й з е н

ИДЕИ ШОПЕНГАУЭРА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX ВЕКА
(тезисы научной конференции)

Учение Шопенгауэра об иррациональной воле-властительнице мира, его субъективно-метафизический взгляд на мироустройство, отрицание смысла человеческой истории и индивидуальной жизни представляли собой своеобразную реакцию на кризисные
явления послекантовского идеализма. Распространение и необыкновенная популярность идей "франкфуртского отшельника" в 1850-1860-х гг. объяснялись прежде всего той духовной атмосферой, которая сложилась в Европе после поражения французской революции 1848 г.
Русская культура чутко реагирующая на различные проявления западноевропейской философской мысли, обратила внимание
на учение Шопенгауэра почти синхронно с Европой. К моменту появления интереса к Шопенгауэру в России русская культура
уже пережила апогей увлечения немецким идеализмом (особенно показательна судьба русского гегельянства) и период симпатий
к идеалам предреволюционной Франции. Переосмысление наследия идеализма, неудачи революций XIX в., пред- и пореформенные события русской жизни, безусловно, подготовили почву для широкого распространения идей мыслителя в отечественной культуре. Диапазон обращения к ним в России велик, а их восприятие отличается поразительной многоликостью: от интереса, выраставшего на почве "ухода" от Шеллинги и Гегеля (И. Тургенев, В.Боткин, Я. Полонский, отчасти кружок Ап. Григорьева) и сильнейшего увлечения философом в отдельные периоды творчества
(Л.Толстой, Н.Страхов, Д.Цертелев) до попыток увидеть в учении "откровение" и ответы на "все умственные вопросы" (Фет)
От констатации "посредственности" метафизики Шопенгауэра (народничество в лице П.Л.Лаврова) до резких характеристик
"трагического нигилизма" и "мертвизма" его концепции (эмиграция в лице Герцена).
Для писателей, попавших в поле притяжения Шопенгауэра, философия последнего зачастую становилась своеобразной "философией жизни". Нельзя не отметить, однако, что последовательный пессимизм философа, провозгласившего жизнь человека
одной из быстротечных форм объективации воли с неизбежным абсолютным уничтожением индивидуума, неизбежно вызывал противодействие писателей, вплоть до самых горячих приверженцев Шопенгауэра (ср. хотя бы болезненное "шопенгауэрианство" Толстого и его близость к самоубийству, жизнь и обстоятельства смерти Фета). Характерно, что в творчестве писателей, пессимистическое учение, трансформируясь, неизменно получало какое-либо оптимистическое разрешение. Так, у Тургенева личность обретает путь к бессмертию через любовь и красоту.
Л.Толстой, преодолевая влияние философа, пытался разрешить трагическое противоречие между безусловной ценностью личности и ее смертной природой, найдя высший, неуничтожимый смертью смысл жизни в "вере" и "единении" с людьми. Фет, вводивший
идеи Шопенгауэра в художественное сознание эпохи в поэтическом варианте своего импрессионизма и безоговорочно принявший
учение "интеллектуально", по собственному признанию, не понимал его до конца "животом". Ап. Майков полемически называл
смерть не "мигом уничтожения", а "восхождением" к "высшим сферам бытия" (стих. "Аскет! ты некогда в пустыне")
и т.д.
Благодаря переводческой деятельности Фета и той культурной струе, которая опосредованно привносила шопенгауэровские
идеи в русскую культуру (французский символизм, эстетика Вагнера, философия Гартмана и Ницше), популярность автора
"Мира как воли и представления" на рубеже столетий значительно возросла. Для второй волны русского "шопенгауэрианства",
зарождающейся примерно в конце 1880-х гг., характерно, что, становясь общекультурным фактом и органически сливаясь с основными мотивами поэзии позднего народничества, идеи Шопенгауэра не только привлекают внимание отдельных писателей (К.Льдов, Минский, Чехов, Брюсов, позже Андреев, Вересаев и др.), но и формируют существенные черты философии и эстетики целого направления в литературе - русского символизма.
К философии Шопенгауэра тяготели оба поколения символистов. Однако "объем" и характер усвоения идей Шопенгауэра у
них был различен. Если отвлечься от частностей (важность для А.Белого концепции музыки Шопенгауэра и ее "ницшеанский"
генезис для Блока, "верленовский" для Брюсова и Бальмонта; создание мифа о смерти-невесте, избавительнице от мира зла
у Сологуба и его необязательность для других символистов и пр.), то можно отметить несколько наиболее существенных моментов.
В период становления символизма, переставал в большинстве случаев быть "философией жизни" становясь"предметом" для искусства, шопенгауэровская философия, особенно его пессимистическая оценка реальности как мира зла и торжества иррациональной воли, формировала некоторые стороны панэстетического мироощущения символистов, выразившегося в системе неприятий и в "компенсирующей" их тяге к неземным,
трансцендентным ценностям. Пессимизм Шопенгауэра, кроме того был, по выражению А.Белого, "ножом, отрезающим от марева
благополучии конца века", от "оптимизма позитивистических квартирок" и в этом смысле не только противоположением "удушающему" позитивизму, но и одним из тех начал, которые подготавливали к ощущению "рубежа" веков, предощущениям "зорь" и эзотерических чаяний начала века.
Вместе с тем уже в недрах 1890-х гг., сначала преимущественно в кругу философов (Л.Лопатин, И.Грот, С,Трубецкой, Вл. Соловьев и др.) начали проявляться и тенденции, которые подготовили отход от шопенгауэровского пессимизма. Последний
сначала приобретает статус "общего места"
в мировоззрении, а позже начинает остро не удовлетворять последовательной
безысходностью, отрицанием ценности жизни, категорическим отказом наделить смыслом историю человечества. Нравственный идеал Шопенгауэра в окончательном своем виде оказался непригодным для русской культуры, ибо в качестве высшего блага
утверждал небытие, "самоотрицание жизненного хотения" (Вл. Соловьев). В противовес этому русская мысль искала нравственную философию "спасения мира от зла", философию, которая обосновывала бы особое предназначение как отдельной индивидуальности, так и развития человечества в целом и определяла бы некую абсолютную ценность и цель этого развития.
На заре нового века "декадентские", пессимистические настроения начинают преодолеваться. Определяющим для символизма становится не пессимизм Шопенгауэра, а его интуитивизм, помогающий преодолеть кантианский агностицизм и выстроить
новую эстетику. Все заметнее становится общее движение от шопенгауэровской философии пессимизма, иррационализма, созерцательности и пассивности - к идеям обновления, активного постижения и преображения жизни (Блок; "все отсозерцались"; А.Белый:"туманы тоски... разорваны красными зорями"). В
качестве альтернативы шопенгауэровской идее неустранимости земного зла возникает "антишопенгауэровская" утопия преображения реальности при помощи искусства, идеи жизнетворчества. Наиболее отчетливо эти процессы отмечены "переключением" интереса с Шопенгауэра на новых "пророков" - Вл.Соловь-
ева и Ницше - имевшим важнейшие последствия для судеб русского символизма.
__________________________________________________________
(© «Литературный процесс и развитие русской культуры XVIII-XXвв.», ТПедИ им. Э.Вильде, Таллинн, 1985г)