После праздника

Я этот день встречал в бреду похмелья,
Надсадный стук в груди, за упокой,
Недобро провожал вчерашнее веселье.
Обрывки слов – людей и песни заводной.
Гори мой дом, к чертям!
И нету сладу,
С разбитой скорлупы,
С моею головой.
Ох, выпить бы сейчас какой прохлады…
И завернуть во сны,
Дрожащий свой покой.
Дела все подождут, я в отпуске посмертно,
Эй! Телефон стервец…
Никто не подойдет.
Я пепел не собрал еще,
в стакан,
усердно.
Мой феникс – удалец,
Здесь больше не живет.
В досаде на весь мир, я, жалостью объятый,
К своей душе больной, с дивана встал.
За что же пил вчера, я этот спирт проклятый,
Что в памяти я нес?
забыл…
подрастерял…
Прошелся в коридоре.
Календарь – тринадцать.
А за окном уж день.
Июньский зной.
В квартире никого.
Да, надо одеваться.
И в магазин сходить,
За “благостной” водой.
Наполненный тоской, начертанной, столь резко.
Подъезд меня вобрал в свой тощий пищевод.
О, книга бытия!
И твои стены – фрески.
Подъезд мне рассказал, какой нас ждет исход…

Как странно, вспомнил я, тот эпизод отдельный,
Из пьяного вчера, ушедшего во сне.
Как выходил во двор, придерживая стены,
И друг мой рядом шел, твердя о чем-то мне.
Мы подошли к ларьку, купить решили водку,
А у витрины, рядом, стоя к ней спиной,
Срывала с шоколадки, яркую обертку,
Убогая старушка, дрожащею рукой.
Калоши  и носки, замызганно пальтишко,
Седая голова, повязана платком,
Перекрестилась, молча, сумку взяв подмышку,
И надкусила край, полу беззубым ртом.

…ну, вот уже конец, последние ступени,
За дверью ждет меня лик солнца – ясный взор.
Я дергаю за ручку в странном нетерпенье,
Я открываю дверь.
Я выхожу во двор.