О картинках, Анне и Марине

Наверное, я все-таки визуал.
Потому что все, о чем читал и слышал, я представляю картинками.
Иногда это картинки из комиксов «Лесные всадники» -
Ярко, весело, красиво и неправда.
Иногда – это  изящные иллюстрации  к Омару Хайяму –
Просто, изысканно и на грани фола.
Бывают воспоминания  как картины Ренуара –
Солнце, радость и спящая Анжель с кошкой.
А бывают как будто фотографии, на которых застыли
Чужие люди, позирующие перед вечностью.
Люди, которых я никогда не видел и уже не увижу,
На моих картинках сами выбирают себе позы, окружение,
Одежду и выражение глаз, и никогда не меняют потом,
Словно хотят что-то сказать этим, а я все никак не пойму
Как бы не старался. Может потому, что хотят они это сказать
Не мне, а тем, кто смотрел на них тысячу раз и не увидел.
Не чаще других, но отчетливей, я вижу двух усталых женщин,
Которые умерли так давно, что даже земля
Забыла, как  предательски держала их за края юбок
Не давая взлететь в небо, а они так рвались
Туда, что почти убедили землю, но тут их схватили
За руки люди, вещи, обстоятельства, долги...
Они остались.
Остались мучиться и умирать, как говорил  Булгаков
Пусть не про них, но это так похоже... Мог и про них.
Одну их них назвали Анной, и она была красива
Нерусской резкой красотой (что признавала и вторая).
Жизнь как река в горах  несла ее,  и больно колотила
Ею обо  все преграды на пути. От этого она порой молчала так,
Что содрогались стены и лицо менялось, превращаясь в маску.
И лишь в случайном повороте головы вдруг знаменитый профиль
Мелькал... Его не стерли боль и время до конца. 
О, если бы ее увидел после жизни один поэт,
Который в двадцать первом остался как-то раз и  навсегда,
С презрительными серыми глазами (закрыла их, конечно, не она),
Который без взаимности любил  одну надменную
И томную девицу, с горбатым носом и летящей челкой...
Он бы ее, наверно, не узнал. И я бы тоже.
Ведь где-то на подкорке давно уже картинка существует:
На берегу реки, под старой, горькой ивой, 
В  одеждах вроде греческих, с цветами увядшими
Давно и безвозвратно, с лицом спокойным женщина стоит.
Молчит. Ее глаза печальны. Так я вижу.
И спросить хочу, дриада, зачем ты здесь так много слез лила?..
Вторая... Ей – Морская имя, но в море ей прижиться не пришлось,
Она вообще – не приживалась. В диком ветре, в порыве вечном
Жизнь ее прошла. Она так бешено рвалась всегда – куда-то
Что этой рваной, невозможной рифмой прославилась –
Тогда и навсегда. Но только не об этом она просила, а о чем не знала.
И у кого просить  не знала тоже. И вижу я ее всегда в пустыне
На вздыбленном бархане, перед бурей, когда песок уже готов убить,
Но все-таки, пока не убивает. Сжав кулаки,  упрямо наклонив
Растрепанную голову - так смотрит, что не бьется сердце,
И низко-черное разорванное небо, уже почти накрыть ее готово,
И этот взгляд – ее последний взгляд.
Печаль и гнев, забвение и память, неистовство, спокойствие и боль,
Порыв и тишина... И свет... И Анна... И  Марина...
Такие вот они в моих картинах, которые я так давно придумал,
Которые никто не нарисует, да и не надо, в общем, рисовать.