Былоеидумы

Евтехей вылез из норы. Принюхался. Сплюнул, тряхнул ушами и пополз. Тихо шуршали осенние листья. Солнце золотило последние чешуйки. Пробежали махнушки, косясь на Евтехея. Хряпнул на них для порядка и сам вздрогнул. Старый стал, усы трясутся. Постегайка тресит. Жутка всенорит. И вообще… Хой, шивало, грузнет нерка во все ребуза, тут тебе и щёрстики и беряки под коротой урят. А вок брездит про шибалки. И вурт надык не перень, бестик шурели свинучит и свинучит… Ще… Вот как жили. Как у кручи за кормой. Отхрустели зубы-то, сточились. Веки дрожат, не держат прицел. А то бывало выползешь на тропинку, ночь темна и торжественна, всё внемлит, всё говорит. Тут шмыгнул, там шмыгнул  -  и звёзды  наверху. Охота  раздвинуться и зашипеть что-нибудь  такое, про забытые норы, про далёкие ходы, где у входа нас радостно встречали вески. Эх, в той норе далёкой замерзал носят. Великая сырость и стылая почва - всё, что нам было нужно. Раскочегарили родную горку, тудыть-растудыть. Дышать мочи нет. Бруды невнятные. Стревачата. Укостыя мора не внесмятина. Шмыги безбородые. Вся пища улетела. Хвост Евтехея требовал мрязга, причём немедленно. Он ещё раз сплюнул, шиканул и спустяхнулся насовсем.