Украинский цикл
ПОЕДА СБИВАЮТСЯ В СТАДА
КТО БЫ СБИЛ МЕНЯ
КАК ЭТИ ПОЕЗДА
КАК ПОДУШКУ
Я НЕ ЗНАЮ
КАК
ПРОВОДНИК НЕ ПОДАЕТ МНЕ ЗНАКА
ЧУЖОЕ ПЬЯНОЕ УТРО
Я утро открываю тостом
за петербургских голубей.
Хозяин мой не вышел ростом.
Я вышел из дому за дверь.
Лицо горячее, как тостер,
загар в плечах. В печах – зола.
Налево хутор дяди Кости,
где самогонку пил с горла
и клял родимую, прикладывал
сухие губы, пил и клял.
Я напивался и прикидывал,
как подведут ко мне коня.
- Мой молодой!, -хозяин скажет,
и я пойму, что он имел
в виду. Веду коня с поклажей,
иду, куда хохол велел.
Навстречу тянутся коровы
и сам я пахну не левизом.
- Коровы, вам нужны короны?
- Нам нужен корм и телевизор! -
ответят толстые коровы,
поняв, что я чужой мужик.
Меня здесь любят лишь оторвы:
всех
обещал взять замуж их.
ВЫРВАНО ИЗ ТЕТРАДИ
Жару на тонких крылышках несут
брутальные жуки. Тайком листаю
тетрадку, вырываю суть.
Без боли суть я вырываю.
Ее (тетрадку, а не суть)
за пляжку молока мне вынес
не то Толстой, не то… Не суть.
Был Чехов здесь. Слинял. Не вынес.
Учу украинский язык.
Олеся, я тоби кахаю.
Как хочется простой язык
засунуть в трещину лохани,
где украинское белье,
как рыба, плещется, где щелочь
разъела цвет, но, е-мое,
я словно ласковая сволочь
ловлю слова. Их на листы
кладу как бабочек - в гербарий.
И мысли - гладкие глисты -
ползут в уме. "Я погибаю..."
шепчу хозяину. Он нем.
Он в трубку забивает семя.
Растут вопросы:выпить с кем?
Какие обнимать колени?
Искусства - нет как лошадей
(в деревне с лошадями туго).
Зато здесь нет очередей,
в печах еще остался уголь.
Хохлы не пишут в деревнях.
Отходит хутор от похмелья.
Слова отходят.
Их запас
мельчает с каждым мнем недели.
Но это не моя вина!
Я умер в виноградных брызгах,
когда большие города
читали что-то на записках.
СКАЗКА ДЛЯ ОЛЕСИ
и сено ластится к стогам
и вилы чувствуют друг друга
и лошадиным губам трудно
и трудно не допить сто грамм
дыханье лета ощутимо
на веках на бровях брожу
мимо тебя и улиц мимо
я каждым домом дорожу
олеся славная олеся
спеши раскланятся со мной
вот хата где меня повесят
когда наступит день восьмой
олеся сбоку как на снимке
хохлы столпились у ворот
и комары кусают в рот
жуки готовятся к поминкам
ШЕЛКОВИЦА
Я помню сад. В саду на ветках,
похожие на черных змей,
как капельки смолы на веках
плоды висели. Как злодей
я потянулся к этой плоти
и ягодку одну сорвал.
- Сорви еще! – хозяин просит.
Сказал, что рву, а сам соврал.
BACK TO THE RUSSIA
покрытый мхом пиджак
женившийся на спинке стула
вставай ты снова холостяк
садись на плечи как акула
ныряю в маленький автобус
рюкзак скулит (забился в ноги)
на вылинявший солнца глобус
еще следы вчерашних оргий
видны асфальт забрызган светом
вернись кричат деревья вслед
вернуться хочешь человеком
а возвращаешься во вред
себе и не поэт ты вовсе
олеся по лесу бежит
и за горами еще осень
и настороженно ужи
зачем-то выставили уши
(они готовят мой ответ)
ты на каком участке суши
здесь нет тебя тебя здесь нет.
ВАЛЮТЫ НЕТ (ЗАМИНКА В КИЕВЕ)
Киев – город мечты.
Здесь холмы, как мохнатые груди.
Я болот петербургских черты
на его накладывал груды.
Киев – город, который есть.
Он изломан, как пласт, холмами.
Здесь турист не умеет есть
приготовленое хохлами.
Я приехал грустить к тебе.
Я в шалмане молюсь за шмару.
Я куплю этой шмаре обед,
не обшарила что б кошару.
Ты замри – уходящий день.
Ты успей – ты прошаркай, ночь,
ноги в рваные тапки вдень:
будем вместе Киев толочь.
От холмов – в небо пар плывет.
Он смущает простых рыбаков.
Над Днепром совершу полет.
Упаду – в совершенсто оков
молчаливой женщины, честь
сохранившей в огранке щита,
вытянутого меча, не счесть,
где еще, но счета
надо платить, чем есть.
Пусты мои кошельки.
Шмара омара ест,
а у меня лишь шейкели.
СУИЦИД В ГОРОДЕ
поезда сбиваются в стада
кто-бы сбил меня как эти поезда
на перроне помаячу (не курю)
на платформу прогуляюсь
все не так
и оплошность
не под поездом умру
а в тролейбуса трясущихся руках
июль 2003
Свидетельство о публикации №103081201032