Наслаждаясь иллюзией смерти

Посвещается главному сюру в моей жизни.

***

Свеча догорает на моём столе.
Вином тоски наполнен мой бокал.
Я разливаюсь в очередной мольбе,
А смерть молчит и точит свой оскал.

Gaijin

***

В последних тихих отблесках
Бог напел мне на ухо, что
Свеча эта – мы

«Вот только мы
Никогда не догорим и не погаснем».

Так подумал я
И накрыл огонек рукой.

Умертвий Морозушкин

***

Свеча. Свеча, наверное, самое верное объяснение нас и нашей сущности
Свеча, так же как и мы жива. Так же как и мы подвижна и сильна. Мы всегда были вместе. Мы это она. Она это мы. Непонятно? Ладно, попробуем иначе.
- Смотри, свечи похожи на нас! – воскликнул я.
Мы зажгли свечи в разных ёмкостях. Моя была в коричневой глиняной чашке, ровно стояла, и капли воска медленно перетекали по статной фигуре свечи. Его же была в обычном подсвечнике, но не менее ровная. Мрак, только два огонька светятся и дарят комнате капельки света. Мы сели.  Сигарета за сигаретой. Проходило время, а мы всё смотрели на «нас» и думали о смерти. О нашей смерти. Мы наблюдали за ней. Постепенно пламя становилось ярче, но не от количества воска, а того, что гореть оставалось нам совсем чуть-чуть.
- Под конец мой огонь горит яснее всего, ярче, чем когда-либо. А тело моё раскалено до предела.
- А моё расплылось и застыло…
Он это сюрреализм, им он пропитан весь. Думаю если сравнивать нас, то это лучше сделать с помощью картин Дали и Ренуара. Абсолютные антиподы.
Бах. Он потух. Его свеча потухла. От его тела осталась разложившаяся масса, раздражающая и мозолящая глаза, но как всегда точно подчёркивает действительность его сущности. А моя горит. Воск расплавился и стал буквально топливом для моего огня. Воск – это моё одиночество. Оно поддерживает огонь моей души. Как это не парадоксально, но, именно живя одиночеством, я творю и созидаю, порой даже во благо другим.
Прошло время, а я всё горю и всё ярче. В агонии моё пламя стало усиливаться, и я чувствовал, что я ещё продержусь, но лучшее позади. Я не могу так больше.
- Ну что? Дождёмся конца?
- Не стоит, - сказал я и накрыл чашу рукой.
Я покончил с собой, оборвав нить кислорода, и не дал огню догореть самому. Вот она наша жизнь. Вот она. Наша смерть.