Гудит шалман...

Гудит шалман,
здесь каждый пьян
и каждый хочет быть счастливым.
Тут саксофон,
тарелок звон
и дух тоски неистребимый.

Сквозь дым столбом призывно-неприступно
Бл**ей десяток озираются кругом.
Мадам Марго, в углу пристроившись уютно,
Гадает девушке «об этом и о том».
Потертый мэн с брезгливостью во взгляде
Снимает с пальца обручальное кольцо,
А вумен толстая в девчоночьем наряде
Всё тычет в рот ему потертое лицо.

Под караоке взвыл очередной Карузо,
Он «о любви и верности» поет,
Хоть голос худ, зато роскошно пузо,
И вокалист им так волнительно трясет.
Вокруг него толпится стая знойных теток,
Изображая страсти пыл и нежный зов,
А одинокий мастер танго и чечеток
Певца разделать на шашлык уже готов.

Всосав пивка уже пятнадцать кружек
Спит под столом усталый кочегар,
Во сне он лапает своих портовых шлюшек
И поддает азартно в женской бане пар.
То ли пацан, то ль старец изможденный
Сквозь сизый дым вдыхает анашу,
И в древнем кителе какой-то благородный
С обидой в голосе кричит «Я па-пра-шу…»

Поэт зашелся в приступе чахотки,
Качая в ярости пылающим лицом;
Его подруга, дербалызнув водки,
Опять в тоске о чем-то дорогом.
А у окна как Незнакомка Блока
Сидит Судьба и смотрит свысока,
И тех, кто вдруг ее заметит ненароком,
Поманит в кольцах тонкая рука…

Бармен усталый гасит в зале свечи,
Официантки все давно навеселе.
Бог-метрдотель, что тут за всё в ответе,
Уже забыл, что обещал тебе.
И как рефрен спокойно и надменно
Сквозь шум летит «Пошла ты… Отвяжись!».
Все завтра снова соберутся непременно,
Что бы сказать «Пошла ты на *уй, жизнь!»

Гудит шалман,
здесь каждый пьян
и каждый хочет быть счастливым.
Тут саксофон,
тарелок звон
и дух тоски неистребимый…