После перерыва

Сырые сумерки, хоть глаз выколи;
Бреду по городу – пьян во спасение,
За спиною тени до порога мыкались;
Я с весны глухой до отупления.

Я до осени правильный, рублём подпоясанный;
Душа и поэт в летаргическом коконе.
Ноги разбиты безумными плясами,
Жизнь огорожена мёртвыми сроками;

В порядке разложено, меж всеми поделено,
Стерильно до одури, законно до рвоты.
Подзаборная дрянь по заборам расклеена;
Лишь тоска и желанье дожить до субботы.

И дороги ведут не в те направления,
Сверху хмарь, снизу грязь, а внутри алкоголь.
Я опять эпизод, я опять добавление;
А по сути – замызганный стоптанный ноль.

И найдётся всегда о жизни всё знающий,
И стройные толпы его прихлебателей….
А я, как ничто, по сути, не значащий,
Хочу всё послать к грёбанной матери!

Лишь морось и сумерки, тучи с прорехами,
Да снова глоток того, что покрепче….
Все призваны жить со своими огрехами,
Да как-то от этого вовсе не легче.