История, произошедшая в жаркий летний день
Видишь ли, все лопухи - говорил помудревший крыжовник. - С точки зрения лопуха, видишь ли.
Ерунда - возражал гладиолус, пробуя пальцем лезвие своих листьев, мы, например, военные - и не лопухи.
«Хи- хи»- кто- то ехидно хихикнул в траве.
-Да полно вам, философа нашего слушать попусту. - добродушно, по слоновьи махнул уше - листом лопух. - Мало ли, что болтают. Болтуны - они и есть болтуны. Вешать на всех репеи, что ли?
Не знаю - не знаю как вы, но мы - военные, не лопухи.- Горделиво произнес гладиолус.
Хи- хи -сказал кто-то в траве.
Летевший мимо воробей, решил послушать спор, и присел в траву, но трава была такой густой и высокой, что, очутившись, словно на дне океана, он в панике рванул вверх, задев крылышками одуванчик, и тот полетел белыми звездочками летнего снега.
О, роза дивная - печаль нечаянных страданий.
Тебе к лицу и утро, и закат.
Приди ко мне, я жду твоих лобзаний.
В них мед. В них сладкий яд. - Запел вьюн мягким, чуть шелестящим голосом, старой граммофонной пластинки.
Дурак. - Сказал кто - то в траве. - B шипах розы нет яда.
и поэт вьюн опустил свои граммофончики.
Пусть поет. - Махнул листом лопух.
Лучше марши. - Гаркнул гладиолус.
Лучше - «она ушла в туман »- заверещали мечтательные незабудки.
«Ушла в туман, ушла в туман» - поддержали их ромашки.- Мы бы тоже ушли.
Вьюн приподнял граммофончики. посмотрел с надеждой на легкую изгородь, окружавшую клумбу с розой и неизвестными ему безумно- красными цветами .грустно опустил нос нераспустившегося венчика и запел :
«Она ушла в туман и в доме отсырело,
а георгин завял, и влажная земля
замуровала его тело,
когда она ушла. В туман ушла.
Ей скрипочка наигрывала вальс,
картавя с легкостью француза.
В ее душе таилась страсть
к цилиндру, к котелку или картузу.
Она еще, увы, не разобралась.
А дальше, право, было хуже.
Она пришла, но георгин
сровняла влажная земля.
Как поздно боже поняла,
что он один. Такой один...»
Ерунда! - сказал кто - то в траве.
Ну... вообще то ...да. Но, что - то есть... есть...
Что есть - я знаю! - сказала гусеница.
И все растения содрогнулись. Хорошо, что она готовилась стать куколкой и была на последнем дне полноты. Листья и цветы ее уже не интересовали.
«А когда придет зима - вы умрете»- сказал ленивый кот. Он сказал это просто так. Иногда хочется сказать, что- то этакое приятное.
Как! неужели? - это же несправедливо! - заволновались незабудки.
Да хрен там. - сказал хрен. - Мы бессмертны.
Как сказать. - сказал лопух. - Этого никто не знает.
А может мы будем? Но другими! Я, например, - мечтательно произнес клевер, - буду лебедой.
А я - арбузом - сказал крыжовник.
Хрен там. - сказал хрен, - Кем кто родился - тем тот и будет. И нехрен хреномантию разводить.
Кто знает, кто знает, - сказал мудрый лопух.
Что вы все о грустном? Давайте о лете! - ромашки, поправив свои замечательные, чуть не сказал: соломенные, шляпки, захихикали. Потому что, большой шмель (ужасный бабник), пардон, цветочник, игриво прожужжал, прижавшись своим толстым, мохнатым брюхом к легким венчикам.
Ах, лето! Лето! - заорал хрен.
Даже крыжовник неодобрительно посмотрел на орущего.
Кот погасил зеленый свет глаз, и гимнасткой достающей брошенную ленту, вытянулся на завалинке: «Все равно придет зима и ...» он не договорил.
В палисадник вошел мужик с косой. На синем лезвии вспыхивали искорки солнца.
"Как на сабле» - подумал гладиолус.
Мужик посмотрел на небо, на траву, плотно охватил рукоять косы, как древко поверженного знамени, с наслаждением развернул плечо, и хищно заточенное полотно, вибрирующим носком, разорвало плотные стебли.
Хрен завалился на бок, но толстый ствол, уже отрубленный от корневища, все еще висел в воздухе. Ромашки охнули, осев набок и загребленые пяткой косы, смешались в ровном валке.
Крыжовник замер в ужасе, глядя на острый носок косы, летающего в сантиметрах, не задевая его колючих побегов.
Так в цирке, зритель замирает - видя острые ножи, вонзающиеся рядом с лицом губоулыбающегося клоуна - он в цирке давно и поэтому знает: любой может промахнуться - мимо каната, мимо всего, но у ножа лонжи нет...
и у косы то же.
Земля оседала. Высокая трава ложилась на бок, и пространство - громадное, как в детстве, открывалось перед кустом.
Какая огромная земля. - подумал он. и, глянув на острый саблевидный металл, обречено произнес: «Наверное, это зима».
Коса не пожалела даже гладиолус. Тот даже не охнул, почувствовав выступивший сок на боевой ране. И когда второй удар, чуть выше первого, отсек его от земли, он подумал: - «Умереть в бою не так уж и ...»
Человек посмотрел на солнце, улыбнулся, взял в ладонь пучок травы, вытер пахнущий мокрым железом металл лезвия, и пошел, по скошенной траве, к калитке из темного штакетника.
Аккуратно накинув проволочную петлю на две штакетины, он еще раз посмотрел на лето, и - улыбнулся.
13\2-99г.
Свидетельство о публикации №103072400139