ленинградский рынок. место 53

*   *   *

ленинградский рынок. место 53


В остатнем гомоне базара
качающее головой
перетеканье млад-и-стара
за похвалой и пахлавой
к теплу утаптывает зиму,
в укор последней незатей-
ливо на летнюю резину
производителей детей
болезненных сводя,
и чудом
выводит росчерком пера:
тепло есть отданный пьянчугам
в боях периметр двора.

На освежеванном грейпфруте -
любовные порезы шкур,
волокон высосанных суть и
пятно margaux chateau giscours,
оставленное на досуге
не виночерпием с югов,
но полуночным буги-вуги
на тему взятия долгов
с поставщиков…
Одна причина
сюда прийти по выходным -
язык карающие вина
полны забвением одним.

Здесь бирки наподобье рифм
на гроздья виноградных строк
воздеть по облачным тарифам
никто не то чтобы не смог,
но даже не пытался;
реже
здесь опускаются шелка
танцующих вокруг невежи,
точнее, его кошелька:
«Чего изволите?
Искать иль
потрафить бельмам по рядам?»
Так продавец и покупатель
здесь: искуситель и Адам…

«Салям алейкум, гости!» -
с краю
устраивается на диван
Иван - по батюшке не знаю,
но можно попросту –
Иван
Цымбало: вдоволь нашумелся
(три «А»? три «О»? – на номерах
затюнингованного мерса?
линкольна? лексуса?)
в мирах
безадресных, -
от  абрикоса
на шее прячется струя,
и ожидание вопроса
студит, как холод острия.

«А вот кому…» - «…почти задаром» -
«Любезный!..» – «…новый урожай» -
за подзарядкой и загаром
глубоким,
домосед, езжай,
лихача на перекладных
и бойко
размахивая в толчее,
чтобы фуфайка и футболка
пропахли, как рабочие
в чалмах,
сметая бастионы
хурмы, лепешек, бастурмы,
на что и переводит тонны
слюны бывш. житель Бугульмы.

Каким словцом,
гуманитарий,
ты пользуешься за спиной
le femme,
толкуя о товаре
с охраной лавки зеленной?
Неужто светофоры яблок
не отсылают мысль на мыс
Святой Елены
в руки дряблых
пиратов, любящих кумыс?
И чей язык промочен пятой
и, признавая метод проб,
закусывает мятой мятой
в гебжалье,
короле сыров?..

Ай-яй,
лососи из коптильни
таможню не пересекли -
в ледовой каше,
инфантильны,
валяются, как короли
распотрошенные на пляже,
за ними пресловутый МУР
в постановление о краже
пакует кроликов и кур.
Колония со спецрежимом
самонадеянность
в самом
гурмане гасит не нажимом,
не лихоимством,
но умом.

На финише, на неизменно,
как сутки,
круглом платеже
заканчивают Прост и Сенна
свой диалог,
когда уже
день световой лимит превысил,
карман в колодец обращен,
и руки
в виде коромысел
распугивают весь район.
А что актеры? -
С дойной точки
откланялись и подались
попарно ли,
поодиночке
в тяжелую волну кулис.
                2003