Сказка

Прежде всего хочу сказать,что этот текст был написан мною минувшей зимой,в один присест.Сведущие авторы и читатели могут усмотреть в данном "произведении" влияние,оказанное на меня,творчеством Виктора Сосноры и они будут правы,но с другой стороны,эти авторы и читатели, могут даже и не догадываться,что хозяин данного текста несколько лет изучал руны и ,возможно,наглатался,с дури,меда поэзии и опьяненный им решил немного пошалить.
В любом случае эта "Сказка"-есть описани моего опыта общения с рунами,того опыта,который навсегда утерян современными последователями Одина,кроме,конечно,Макса Фрая и,естественно,меня.
Наслаждайся читатель медом поэзии,ну и ты,Неизвестный читатель,тоже хлебай.



Присказка

Вот так все и закончилось все, что и не начиналось
И мне осталось то, что осталось, а остальное
Осталось за дверью белого дворца.
Я вспомнил то, что другие забыли
И вычеркнули темные места в своей памяти.
Я стал самим собой задолго до того как появился на свет.
Я расскажу последнюю сказку, которая и не сказка,
А дым от сигарет из трубы той подлодки,
На которой мы все плывем.
Это будет заклинание, лишающее волка обоняния,
Приглушающее шаги и делающее невидимым пешехода
Идущего из пункта А в пункт Б, не зная брода,
Повинующегося лишь зову звезды и звону сердца,
В малиновой тени жгучего перца.
Пусть сказка-указка, лежащая в земле,
Станет ярким колодцем, парящим в пустоте,
Над серой пустыней с пятнами соли
Наравне с птицей живущей на воле.



               I

Как ливни забыты жестокие звери,
Играясь с огнем не спеши говорить
О том во что верил, считая недели,
Пугаясь преград очень тонких как нить.
Не нужно смотреть в рот всем тем
Кто стал громче кричать о победах
И плакать навзрыд, есть только лишь щель,
Что скрывает оконце лежащее в небе,
А небо – магнит.

Я шел по дороге, и блеск её был как роса на траве,
Она заворачивала мои ноги туда
Где есть то, что нужно лишь мне.
И мысли  мои, скакуны без уздечек,
Брыкались и ждали когда упаду,
Но я обзывал и кривыми словечками,
Выкрикивал номер стоящим в строю.
И может быть что-то, что многие ищут,
Нашел, но не стал всех просить посмотреть
Ведь взгляды, обычно, хуже горчичников
И бьют, обжигая, как гибкая плеть.

И холод, и жар разливались и падали,
И путались под ногами судьбы
До тех пор пока мир не встал на дыбы.

Гремели как громы,
Рычали как звери,
Дрожали как листья
И падали вниз
Зелёные горы,
Змеистые реки,
И синее небо,
А небо - на бис.

Но всех успокоил звук медной трубы
Её принесли золотые орлы
И стала труба останкинской башней,
Высокой и очень домашней.

Я путь свой продолжил,
Я стал продолженьем пути
По которому мне и другим
Суждено пройти,
Который всех пугает темнотой,
Но этот путь мой и твой.
Я иду по нему с тобой
Ведь он блестит под моей ногой


               II

Белый конь – огонь,
Красный конь – река,
Между ними медведь
С ним орел и свинья,
Золотая змея и темная похоть,
Безумие и пещерный хохот.
Все перед глазами, как радуги хвост,
Встало в горле, под мозгами,
Как острая кость.

Я в эту смесь погружаю руки
Мне не страшны колючие муки,
Я стану железным как дровосек,
Я стану живым как человек
Который знает, что все будет по-другому,
По зеленому и золотому.

Каждый раз, пропадая во тьме,
Я ощущал чей-то взгляд на себе,
Пристальный и острый,
Стремительный, как копье,
На котором стоит клеймо не моё.
Оно высекало искры из кожи,
Оно делало смутно знакомым чужие рожи,
Что встречались на моем пути,
И тогда я знал куда дальше идти
Потому что ощущал снова дорогу,
Разворачивающую, в нужный момент,
Занесенную для следующего шага ногу.

Так я и шел с музыкой в голове
И пел свой гимн, и некоторые вторили мне,
Записывались в мои ряды,
Но мне они были не нужны.
Я искал последнюю пуговицу от костюма
Без которого невозможно далеко уйти
И которую срочно нужно найти
Иначе нельзя появиться на люди
Засмеют, заплюют языками,
Как рыбу на блюде.
И вот в темных лесах чужой страны
Которую многие называют Ы,
Я, под корягой замшелой,
Нашел узкий проход
В который не пройдет и пароход
Капитаном где, по очереди,
То крот то енот, а боцмана и вовсе нет.
В той лазейке спала змея, моя родня,
А под её хвостом, лежащим на зеленой подушке,
Я увидел две знакомые дужки моих очков, которых я не носил,
А вместо стекол в них горел рубин. 
Его я выбил, а оправу забрал
Как будто бы знал, что мне нужен металл.
А пуговицу я нашел чуть позже
И так как путешествовал в чем мать родила,
Без карманов, прикрыв одной рукой дела,
А другой от комаров и мух отбиваясь,
Я вставил пуговицу вместо стекла в очки
И получил темноту и пустоту внутри,
Которую заполнил переживанием любви
И всеобщей радостью по случаю прихода весны.

Одев очки я стал одноглазым,
Глядящим вперед и назад сразу.
Но пусто стало мне и одиноко
Лишь блики солнца отражались от дороги
Которая стала делиться на части,
Потеряв свою власть над пространством.
И вскоре, куда ни глянь, во вне и в пустоте,
Весь мир стал дорогой весело подблескивающей мне.

Так я стал вездеходом.


               III

Бродил я по яркому миру
Смотрел на него, давался диву,
И видел его изменения
Завернутые в недоумения
Моей небольшой головы
Размером примерно такой - же    
Которую носишь и ты.

На ветках, растущих из неба,
На рыбах, плывущих меж звезд,
Была нарисована карта
Шипами краснеющих роз.
Но красный цвет был мне не близок
Лежал он как-бы вдалеке
От тех неумелых записок,
Что голуби носят во сне.
А там за вуалью паренья
Над крышами сонных домов
Вставало прозрачное Солнце
Без стали надежных оков.
Я прыгал по миру и мерил
Длину тех прыжков по часам
И так пролетали недели
Как вздохи накрашенных дам.

Но вздрогнул мир, встал на дыбы
И что-то мне стало мешать
И сполз, вдруг колпак с моей головы
Который мне не давал спать.
И я задышал полной грудью
И если бы были очки,
Со стеклами в модной оправе,
То вмиг запотели б они.
И, оказалось, что мир
Совсем не такой, каким был,
Виной всем несчастьям – колпак,
Одетый на лысую голову,
Его скроили не так,
Тому, кто кроил, было, все равно.

Спасибо ему за то,
Что он был таким безответственным
Иначе бы никто
Не написал это приветствие.

               IV

Кроме белого дня
Есть другая его половина,
Что манила меня в темноту
И в ухо о любви говорила.
Раздевалась и гладила,
Целовала и плакала,
Но я не спешил
Хотел жить одинаково.
Ночью и днем
Быть одним и тем же
Великим силачом
На мировом манеже.

Как бы то ни было, чтобы не писали
О двух сторонах одной медали,
О дне и ночи,
О том, что кто-то плачет,
А кто-то хохочет
Никто нечего так и не понял,
А если понял, то сразу бы помер.
Ведь что-то лежит за пределами жизни
И если понять что же это лежит,
То можно свихнуться,
Испугавшись мысли,
Что это оживет и побежит.

По этому я оставлю всё как было
И молча вам пропою о том,
Что видел и знаю, и что может случиться
В мире непредсказуемом моем.
Ту песню поймает за хвост каждый
Кто в лабиринте островков букв
Услышит эхо от ветра,
Пролетавшего здесь однажды,
И брюхом цепляясь за камни
Родившего звук.

Эта песня глубокая словно море
Эта песня прекрасная как небеса
Её поют, когда видят горе
Или наблюдают радости чудеса.
Все птицы и звери её знают,
А насекомые, опьяненные ночной жарой,
Создают общий фон
И остальным подпевают,
Короче, эта песня – гимн мой.
И в мире, который есть дорога,
Я катаюсь на самокате
Под названием «Вездеход»
И стараюсь не зевать
И громко не кашлять
Иначе, какая ни будь муха,
Залетит прямо в рот.