Он уходит

- Ты не можешь просто так уйти.
Он усмехнулся. Такие заявления может делать только женщина. Ну что на это ответить? Могу. Очень даже могу. На какое-то мгновенье ему стало ее жалко. Захотелось взять ее руку, поцеловать.
Лучше не надо. Будет еще хуже.
- Так не должно быть. Я …не верю…
Он скользнул взглядом по ее лицу. Усталая, напуганная женщина. Когда-то казалась чем-то вечным. Теперь чужой человек. Пустота.
Он плеснул в кружку еще водки. Выпил, не почувствовав вкуса. Опьянение не приходило.
- Какая к дьяволу разница веришь ты или нет. Все уже случилось. И вообще… я не в силах больше об этом говорить. Ей -богу, надоело.
- А как же я? - Ее плечи едва заметно вздрогнули.
Он почувствовал глухое раздражение. Она всегда думает только о себе. Прямо наваждение какое-то! Зачем он женился на ней? Ну да, был молод. Надоело прятаться от телефонных звонков, определять женщин по слову «алло». А с ней было хорошо и спокойно. Хорошая девочка из хорошей семьи. Умная. Никогда не спрашивала, с кем у него БЫЛО до нее, СКОЛЬКО и КАК…
- Как же я? – повторила она. – И Ирочка…
В глазах защипало. Ребенок – это уже запрещенный прием.
- Вы будете обеспечены, - его голос истерически зазвенел. – Завтра пойдем к нотариусу … и все уладим.
Она всхлипнула. Скомкала салфетку со следами размазанной туши.
Он порядком устал от ее слез…
- Кто ей скажет?
Еще один хороший вопрос. Кто скажет дочери…
- Я не знаю. Придумай что-нибудь сама.
- Я не могу.
«Ну да, конечно, она не может. А я как всегда все могу…»
- Давай спать, - сказал он. – завтра обсудим кто кому чего скажет и зачем.
- Милый, послушай, я… - она сделала движение, чтобы обнять его. Он слегка отстранился. Сейчас не следует этого делать. Будет еще больнее. Обоим.
… Он дождался пока она уснет. Допил остатки водки.
Тихо вошел в комнату, бросил взгляд на детскую кровать. У дочери третий день температура. Она разметалась среди своих зайчиков и мишек и что-то беспокойно бормочет во сне… За окном кто-то вскрикнул. Остервенело залаяла собака.
…Умирать не хотелось. Хотя у него уже не было того ужаса, от которого он задыхался еще три дня назад. Апатия - прекрасное чувство: ни удивления, ни страха, ни гнева. Два месяца так два месяца. Только все-таки странно – почему так рано? Тридцать лет… Господи…
Он сел за компьютер, тронул ладонью экран монитора. В левом подреберье робко ворохнулась слабая боль. «Как будет потом?» - подумал он и, пробежал пальцами по клавиатуре.
В кроватке завозилась дочка, неуклюже присела на край, захныкала: «Папа, голова бо-бо…»
Сходил на кухню за анальгином, растворил четвертушку таблетки в теплой воде, поднес ложку к крошечным пунцовым губам…
- Папа, я не умру?
Он вздрогнул.
- Конечно, нет. Глупости какие. Давай-ка пей и спи.
Укутал хорошенько, пристроил у изголовья самого главного зайца. Опять стало тихо.
Снова сел за компьютер, закурил ( сейчас уже все можно), набрал несколько букв. Положил голову на стол, закрыл глаза.
Уходить было тяжело – как они будут здесь без него? Вспомнил, что полгода назад хотел развестись и улыбнулся. Глупо все получилось…
Экран монитора автоматически погас, уничтожив надпись: Я УМИРАЮ. Через пять минут он уснул.