Об искусство любви и искусство письма

--Напиши мне что-нибудь на прощанье, -- прошу я своего возлюбленного возвращающегося в Иерусалим. Ты пишешь быстро, круглым узором иврита, пытаешься перевести на немецкий, чтобы я поняла, но переводишь на идешь, который понимаешь сам.
--Не переводи, -- прошу я, -- это будет рисунком на память.
Ты хочешь возразить и мы опять пускаемся в круговорот слов, продолжая говорить на разных языках и рисовать друг у друга на ладонях буквы, схемы и знаки до тех пор, пока они не встречаются в наших ладонях.
       О чем мы говорили, когда говорили?  И разве похоже то,, о чем мы говорили на то, за чем мы пытались угнаться, заводя речь. На то, что облекает нас лишь на мгновение в хрупкую форму и тут же подрывает ее изнутри. Для того, чтобы объяснить, что написано в твоем письме ты вновь начинаешь рисовать на моей руке.
 --Понимаешь?
Я сжимаю застывшую на ветру руку. Мириады китайских гектограмм, индусских монад, еврейских сифирот, исламских имагинат проходят сквозь наши пальцы.
     Древние народы и по сей день считают письмо колдовством, ибо как еще кроме магии можно заставить другого думать то, что думаешь сам? Тайнопись влюбленных, бродяг и преступников сопоставимы разве что с символическими начертаниями царства Дагомея и Бени, заклинательные формулы которых хранились в тайне.
     Всего лишь возможные миры, всего лишь иллюзии друг друга, выброшенные в космическое одиночество, мы едва-едва укрываемся обрывками фраз, пытаясь закутаться в тени, которые, будучи подчинены законам земной гравитации, удерживаются той или иной системой знаков.
     Наша ноша легка и, может быть поэтому, мир отпускает нас.
--Зиф!
--Ора! – так называешь ты мое славянское имя Света.
Но разве мы сами себе имена? Мы сами себе никто. Но для кого-то когда –то мы кто-то, случаемся кем-то.
Тогда стихает свет
и даже тень нас оставляет падать не спеша.
Тогда осенней полуночью душа
по капельке просачиваясь в прах
лишь оставляет привкус на губах.
Все пусто, только шелестит трава,
врастая сквозь узоры рук и лиц..
Сквозь пальцы тратит время нас,
Листва раскачивает крылья мертвых птиц…

Древние аскеты создали два непревзойденных искусства: искусство любви и искусство письма – две техники придания формы желанию. Они знали, что на пути становления нельзя подпадать порыву влечения как это делает чернь, но важно совершенствовать способность не столько воздерживаться, сколько удерживаться в этом потоке желания как можно дальше. Ибо возможность сжимает все территории, которые сжигает ее осуществление. Фигуры писца и храмовой проститутки они почитали священными. 
 
--Напиши мне что-нибудь на прощанье, -- прошу я своего возлюбленного возвращающегося в Иерусалим. Ты пишешь быстро, круглым узором иврита.
Лишь много позже мне удалось перевести твое письмо.

Разве море между мной и тобой,
Разве не сверну навестить тебя
И не побегу со сжимающимся сердцем
Посидеть у ног твоих.

Воистину, если сделаю так
Предателем стану я,
Ведь сестра ты мне.

И если обращусь к тебе с приветом –
Не услышу ответа твоего.
И не выйдешь встретить меня
В день, когда приду на землю твою.

Потому что дом мой – ветер,
И пески – жилище мое.

Я иду в землю твою,
Ибо в земле укрыли тебя.
В срок засну, в срок проснусь ---
Ты увидишь меня во сне,
А встретишь – пройдешь не узнав.