О любителе окорочков

Не то что бы он был вегетарианцем. И не то что бы считал себя истовым мусульманином. Хотя мясо не любил, особенно свинину. Однако его чувство к ногам этих волшебных созданий не описал бы и старик Зигмунд. Женская нога как фетиш банальна. Бедро нимфетки соблазнительно не всякому глазу. Но бедро цыплёнка, белое, покрытое нежным пухом, пронзительными пупырышками, несущее в облике своем несказанность и рождающее ненасытность, которую сравнить можно с чем? – этот соблазн был непреодолим для него. Он отрекся от женщин, вина, денег и славы. Он слышал пение вышних сфер в чириканье малой синицы. Он боялся наступить на собственную тень – ибо в ней могло быть скрыто нечто живое, незамеченное и раздавленное им. Но – видит небо! – как он вожделел щипящим соком налитый женственный окорочок в сковороде над жертвенной конфоркой. О, бройлер! - не твой ли вид принимает князь мира сего, дабы вернуть в стойло реальности овцу, заблудшую в иные параллели?
Он мечтал возненавидеть – и не мог. Он оставлял сладость плода сего порою до недели несъеденным. Пожирал взглядом. Видел зелень разложения.
И все равно благоговел.
И узнай он, что взалкал плоть ангела, обрекая себя на муки адовы, – все равно бы не отрекся. Страсть сжигала его и была его счастьем.
Он говорил: «Я ТАК люблю» - и зубами брал своё, и нёбо его ликовало.
Окорочок молчал, обрастая корочкой темного золота. На его кости было выгравировано - «реинкарнация».
Замолкаю и я. Ибо кто знает любовь сердцем - не ищет жертвы.
Се - если орут тебе в оба уха: «Люблю!» - и желают тебя истово – вглядись: не сковорода ли в руке, ласкающей тебя?