Грации цикл

грация первая
ОЖИДАНИЕ
 
А принца нет.
Морщинки, складки,
жирок, где был изящный стан.
А принца нет.
Утёнок гадкий
с годами лебедем не стал.
 
Никто не постучится в двери.
Засох в саду на ветке фрукт.
В календари она не верит,
и зеркала упорно врут.
 
А годы, как вода в прореху,
стекают в общий водоём.
А принца нет.
А принц проехал
и постучал в соседний дом.

1988

грация вторая
ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ
 
Да, пенсия у вас вполне приличная.
Пересмотрев и адреса, и лица,
не стану отрицать того, что лично я,
пожалуй, соглашусь на вас жениться.
Да и квартира: спаленка с салоном
и кухня с холодильником–гигантом,
и водочку с огурчиком солёным
подносите вы очень элегантно.
 
Ещё б у вас, pardon, при вашем росте
стянуть живот, а грудь расслабить в меру –
да с вами можно хоть в кино, хоть в гости,
хоть в драмтеатр на новую премьеру!
 
А ежели учесть, как жизнь вас била,
и никуда вам от меня не деться...
 
Ну, что стоишь, как старая кобыла!
Расправь постель и помоги раздеться.
 
1993

грация третья
СОТВОРЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА
 
Запалю лучину,
разведу костёр.
Я теперь мужчина –
ловок и хитёр,
постоянно грязен,
страшен и лохмат,
в каждой третьей фразе
пятистопный мат.
Буду пить и грабить –
дик и одинок.
Для чего мне Скрябин?
Кто такой Ван–Гог?
Толстозадых граций
разопну на пне.
Лоск цивилизаций –
это не по мне.
Вот:
отныне буду
я стоять на том.
 
Но однажды чудо
посетит мой дом:
на закате солнца
на исходе дня
чистый донесётся
голос до меня.
Как высок и долог
будет этот звук!..
Я откину полог,
погляжу вокруг
и увижу:
залит
светом небосвод,
и перед глазами
ж е н щ и н а  пройдёт.
 
Погашу лучину,
затопчу костёр.
Я иду – мужчина! –
на язык остёр,
смою сеть царапин
с рук, с лица и ног.
Пусть играет Скрябин
и творит Ван–Гог!
Незнакомку в танце
вмиг обворожу.
– Милая, останься, –
ласково скажу.
 
1988

и – ещё одна
 
* * *
...и поместили б вас в Версале
или, быть может, в Фонтенбло –
в огромном выставочном зале
на неприступном пьедестале
под указательным табло,
и шли бы люди издалече,
чтобы в музейной пустоте
взглянуть на вашу грудь и плечи
и родинку на животе.
 
А вы, не зная чувства срама
давно знакомого другим,
стояли б холодна, как мрамор,
среди богов, среди богинь.
Вам были б суждены столетья
в тиши дворца – без бурь и гроз,
пока б я вас не заприметил
и из–под сводов не унёс.
 
Не место вам в чертогах храмов,
в музейной гулкой пустоте.
Согрею я холодный мрамор
и родинку на животе.
Вам утром птаха защебечет,
вас влагой напоят ручьи,
податливыми станут плечи,
и будут губы горячи.
И пусть в урочный час мы сгинем
и превратимся в тлен и прах,
я женщину, а не богиню,
хочу держать в своих руках.
 
1987