О положении на рынке современной поэзии
- За встречу, Вася!
- За встречу, Федя!
Чокнулись. Выпили. Закусили.
- А ведь мы с тобой, Федя, сто лет не виделись…
- Да-а…
- А, помнишь, Федя, какие стихи ты в стенгазету писал?
- А какие, Вася, ты песни сочинял?
- Да-а…
Чокнулись. Выпили. Закусили.
- А, помнишь, Вася, Ленку?
- Да-а…
- Да-а…
Чокнулись, выпили, закусили.
- А, помнишь, Федя, Наташку?
- Да-а…
- Да-а…
Чокнулись. Выпили. Закусили.
- Наташка ведь, насколько я помню, твоей, Федя, музой была.
- Да-а… не сложилось.
- А может и к лучшему…
- А как, Вася, твоя шестиструнная?
- И не вспоминай! В качестве барда я не состоялся. Так ведь и ты в Байроны, слава Богу, не вышел!
- Ничего, еще не вечер!
- Федя! Да ты что, дорогой мой?! Разыгрываешь?!
- Да нет…
- Поэт-предприниматель! Это же полный абзац! Это не серьезно. Кому, ну кому, скажи ты мне, нужна нынче эта твоя по-э-зия?
- Народу, потребителю.
- Толпе?! У толпы, Федя, есть Пушкин. Ты хочешь отнять у толпы Пушкина?! Стать классиком, чтобы дети тебя в школе изучали? Жестоко…
- Ну при чем здесь Пушкин?
- Ха! «Я не Лермонтов, не Пушкин, я простой поэт Кукушкин!». Нынче Пушкин, Федя, это исключительная монополия на поэтическом рынке. Для души у толпы есть другие шоу. Их много и они разные. Но толпа жаждет быть культурной. Культура, Федя, это традиция. Кукушкин, Федя, - не традиция. Не обижайся, но ты, Федя, тоже не традиция. Пушкин – вот традиция! Чтобы стать, Федя, традицией надо выкинуть Пушкина с рынка и занять его место. Опомнись, Федя, вспомни футуристов! Ты же не клоун! Хочешь приключений - посещай казино, как все приличные люди…
- Вася, ты не прав!
Чокнулись. Выпили. Закусили. Закурили.
- А я тебе, Федя, докажу.
- Докажи!
- Докажу! Разложу, как Пифагор гипотенузу.
- Разложи!
- Поэзия, Федя, это божественное искусство слова, окутанного ритмом.
- Хорошо сказал!
- Не перебивай, а то утрачу нить…
- Молчу, молчу…
- Скрещивание слова и ритма порождает образы, которые и составляют суть поэзии.
- Это что-то из ветеринарии?
- Федя, я никогда не сомневался в наличии у тебя чувства юмора, можешь его мне не показывать. Можно продолжать?
- …
- Так вот, образ только тогда оживает, становится собственно поэзией, когда он воспринимается толпой. Раньше я бы сказал, когда он душу переворачивает, когда из-за него тянет чужую морду набить или свою подставить. С учетом современных реалий это означает либо раскошелиться, либо поставить на счетчик. Я понятно излагаю?
- Вполне.
- А вот теперь скажи мне, друг Федя, как на духу, сколько потребитель готов выложить за продукцию сегодняшних графоманов?
- По твоему я тоже графоман?!
- Да не обижайся ты! Все равно сейчас напосошок и разбежимся, а завтра об этом разговоре никто и не вспомнит. Я допускаю, что у вас, нынешних поэтов, и особенно у тебя, Федя, великолепные, ну просто замечательные стихи. Но вам же за них и ста грамм не нальют. Не веришь?! Вот тебе кабак – иди читай!
- А что, Пушкину нальют?
- Пушкину? Он же памятник, и, к тому же, монополист! А монополистам, Федя, платят, но не наливают. За него, Федя, кроме нас с тобой и рюмку то никто поднять не захочет.
Чокнулись. Выпили. Закусили. Расплатились. Разошлись.
17 февраля 2003 года
Свидетельство о публикации №103062400787