Путь венок сонетов

I
Движения дождя сильны и ловки.
Мы знаем: невозможно без сноровки
Все лужи и озера обойти,
Которые воздвиг он на пути.

Мы по воде обходим острова.
Я думаю: должно быть, ты права —
Они малы, и могут обмануть.

Художник-дождь по-прежнему идет,
За каплей каплю на тебя кладет.
Он оставляет и на мне следы —
Сухими нам не выйти из воды.

И веселы, насмешливы, мокры,
Мы принимаем правила игры:
Одежда обнажила нашу суть.

II
Одежда обнажила нашу суть.
По сути дела, мы сейчас — без кожи.
Не больно мне. Но всё же... всё же... всё же...
Я опасаюсь на тебя взглянуть.

Каким огнем ты опалила душу?
Погасит ли огонь апрельский дождь?
Я знаю: хочешь выбраться на сушу,
Но всё ж со мной ты по воде идешь.

Неверная зыбучая вода,
Я знаю, нас спасает иногда.

Я не могу поверить: рядом — ты.
(А дождь идет...) Подходим к остановке.
На полквартала — фрукты и цветы.
Но вдруг, у зазевавшейся торговки...

III
Но вдруг, у зазевавшейся торговки
Стянув цветок и не скрывая слез,
Пацан какой-то нервно и неловко
Тебе большую розу преподнес.

Ты приняла. Веселую улыбку
Не мне ты подарила, а ему.
И показалось: наше счастье зыбко.
Но так я и не понял, почему.

А дождь в листву — больное сердце — бьется.
Мне больше ничего не остается,
Как вновь свою поглубже спрятать суть.
Стоит пацан — поникший и печальный.
В ответ на дар его — нелепый и случайный,
С прилавка яблоко решила ты стянуть.

IV
С прилавка яблоко решила ты стянуть —
Оно тебе напоминало солнце,
Что освещает грязное оконце
И разгогняет суету и муть.

А солнце из-за туч не выходило,
Должно быть, захотело отдохнуть.
С небес всё лило, лило, лило, лило...
И нам казалось: бесконечен путь.

Ты замерзала: кофточка легка.
Ни куртки я, ни даже пиджака —
Набросить на тебя — не взял с собою.

Но солнечный — случайный, нежный — луч
К тебе пробился из свинцовых туч.
Оно манило: красное, живое...

V
Оно манило: красное, живое —
И обещало радость и тепло.
А небо было злое, ножевое, —
С него на нас по-прежнему текло.

Но мы не проклинали непогоду —
Предвестницу улыбки и добра.
Мы принимали всё — и эту воду,
И всё плохое, бывшее вчера.

Оно прошло. Оно еще вернется.
Но снова канет: зло не остается,
Пока звучит влюбленный женский смех.

И пусть года, века проходят мимо,
Я знаю: мы с тобой неразделимы,
Как плоть и кровь, как первородный грех.

VI
Как плоть и кровь, как первородный грех,
Движение бессмертно и конечно.
Любовь бесстыдна, зла и бессердечна,
Когда открыто, на глазах у всех

Она свои секреты обнажает:
Кого-то это злит и раздражает,
Кому-то это причиняет боль.
А мы с тобой... А что же мы с тобой?

Мы голосу рассудка не внимаем,
Ничьих советов мы не принимаем.
Любуемся цветами и травою.
Ведь мы живем один лишь только раз.
Мы чувства выставляем напоказ,
Не отступая пред людской молвою.

VII
Не отступая пред людской молвою,
Не сторонясь имевших уши стен,
Мы шли и шли — дорожкою кривою,
Не привыкая к пошлости измен.

Куда, скажи, ушла рассудка власть?
Опять любовь пульсирует по венам.
Обнажена, распутна, откровенна,
Изменчива и неизбывна страсть.

Мы знаем: нам гореть не догорая,
И нам вовеки не увидеть рая, —
На нас печать: бессмертный смертный грех.

Я всё, что будет завтра, принимаю.
Я чувствую тебя. Тебе внимаю,
И, не сдержавшись, на виду у всех...

VIII
И, не сдержавшись, на виду у всех
(Я жил предощущением утех),
К тебе припал. И ты мне отвечала.
Но громко нам ворона прокричала,

Ворона, а не ворон: «Never more!».
Бездомные зрачки, больные руки,
Печальный взгляд в преддверии разлуки —
Безмолвный бесполезный разговор.

Как ни стремись вперед — пора обратно.
И нам с тобой до судорог понятно:
Всё, что ни скажем, обернется ложью.

Голодные, мы шли по переулку.
Тебе купил я булку. Эту булку
Ты надкусила. И горячей дрожью...

IX
Ты надкусила, и горячей дрожью
Тебя пронзило. Ты сказала мне:
«Любовью наши губы опалило.
Ну что ж поделать... Это было... было...
Но невозможно, милый, невозможно...
Живу я как в неверном страшном сне...»

И что ж теперь? Всё кончено? Расстаться?
В безмерном одиночестве скитаться
Тебе и мне, мой милый человек?
Нет! Доживать бездарный, дикий век
Хочу с тобой, тебя любя до дрожи...
В безмолвии склонилась голова,
А я в тебя переливал слова,
Как будто ядом тело потревожив.

X
Как будто ядом тело потревожив,
Любовь вернулась. Отступила боль.
Не изменилось ничего. Но всё же...
Но всё же — что же, милая, с тобой?

Я знаю, что твоя улыбка — маска,
Но — улыбнись... И отойдет беда.
Быть может, как в английской старой сказке,
Усну с тобою рядом — навсегда.

...Налево — пруд. Направо — сосны, ели...
А мы с тобой стояли и смотрели,
Как двое в лодке к берегу гребли.

А мы с тобой не жили — просто были,
Мы прошлое необщее забыли, —
Мы за собой спалили корабли.

XI
Мы за собой спалили корабли.
Который час мы шлепали по лужам.
Нам был не интересен и не нужен
Любой из обитателей Земли.

Милы и непосредственны, как дети,
Не зная об интимности любви,
Мы шли по лужам. Не боялись сплетен,
Замешанных на злости и крови.

Не осуждайте нас, что напоказ
Мы выставляли истинные чувства.
Любить при всех — наверное, искусство.
Не гениальное. Простое. Без прикрас.

Мы улыбались. Мы шагали бодро.
И тучи канули. И наступило вёдро.

XII
И тучи канули. И наступило вёдро.
Парили наши мокрые тела.
Ты неизменно, неизбежно, гордо,
Красиво — грудь высокую несла.

Несла... Кому? Я сомневался: мне ли?
Когда-нибудь мы станем ли близки?
Мы шли. Над нами небеса синели —
Красивы. Неизменны. Высоки.

Неверные, наивные мечты...
Я, как в дожде, тонул в них. Только ты
Ни «да», ни «нет» не говорила твердо.
Так рядом шел я и не смел вздохнуть:
Твоя мне мнилась маленькая грудь
И крыльями раскинутые бедра.

XIII
И крыльями раскинутые бедра
Меня сводили, шалого, с ума.
Безумство. Городская кутерьма.
И все вокруг неверно и нетвердо.

Но есть же где-то счастье и покой, —
Добры, легки, уверенны, незыбки...
К твоей щеке прижаться бы щекой
И ощутить тепло твоей улыбки.

Вилась дорога — дальше, дальше, дальше.
И мы с тобой, от алчности и фальши
Устав, по ней из города ушли.

Над нами — небеса, за нами — ели,
А мы с тобою на холме сидели —
Вдыхали дух распластанной земли.

XIV
Вдыхали дух распластанной земли —
Парной, неистребимой, деревенской,
И рассуждали. Ты — о доле женской,
А я — о том, чего мы не смогли.

Но, может быть, не стоит говорить,
А просто посмотреть в глаза друг другу?
...Мы все бежим по замкнутому кругу, —
Нам некогда влюбляться и творить.

Быть может, стоит просто помолчать,
Поверить в мудрость дерева и неба,
Парного молока, сметаны, хлеба,
И что-то в жизни заново начать?

Остаться в памяти, не сгинуть без следа?
В глаза взглянула и шепнула: «Да!..»

XV
Движения дождя сильны и ловки —
Одежда обнажила нашу суть.
Но вдруг у зазевавшейся торговки
С прилавка яблоко решила ты стянуть.

Оно манило: красное, живое —
Как плоть и кровь, как первородный грех.
Не отступая пред людской молвою
И, не сдержавшись, на глазах у всех

Ты надкусила. И горячей дрожью,
Как будто ядом, тело потревожив,
Мы за собой спалили корабли.

И тучи канули. И наступило вёдро.
...И крыльями раскинутые бедра
Вдыхали дух распластанной земли.
15 — 16.06.03.