Меняется всё быстро и порой непоправимо

Как неопрятно халат в цветочек обтягивает
твое некогда прекрасное идеальное тело.
Конечно, я понимаю, что болото родное затягивает -
Но ты уверена, что только этого ты хотела?

Я отворачиваюсь, пытаясь изо всех своих ран,
быть вежливой, улыбчивой, тошнотворно тактичной.
Впрочем, ты, кажется, замечаешь мой балаган,
быстро напяливая маску хозяйки приличной.

Ты уж прости, развалюха ты, старая курица,
ничего ж не изменят мои высокомерные взгляды.
У меня тоже хватает от чего зажмуриться
и со злости в урну швырнуть от Gucci наряды.

А помнишь, когда-то во время гигантских акцентов
мы радовались липкому утреннему дождю на балконах,
и швыряли бюстгальтеры на головы тощих студентов,
и по лестницам слетали на своих высоченных подковах.

А наши кулинарные шедевры из того, что пошлет злобный случай?
Ты помнишь это нерукотворное чудо – чесночная сметана?
Ты смеешься сквозь слёзы … и тихо шепчешь – не мучай.
Прости … пойдем погуляем у наших фонтанов.

Скажи, что случилось с тобой за каких-то лет … десять?
Неужели мы так долго не встречались с тобой?
Года безумно стремятся к чему-то, и так куролесят,
пролетая под вечно-вечным знаком «я занят собой».

Да … и всё-таки ужасно ты выглядишь, милая.
Ну, расскажи мне, как стала такою ты … клушею! …
Никогда не была, слышишь, дрянь ты паршивая!
Ты такой не была! … я не плачу … я слушаю.

Жизнь сурово наказывает по заслугам всех нас.
Я не плюну в сердцах, ты не думай, и я попадала,
но вот так подчиниться и ждать, чтобы спас …
Уж уволь, от тебя же зависит, чтоб ты залетала …

Протяни же мне руку, дурёха любимая,
может всё-таки стоит тебе постараться?
Впереди что-то будет, я знаю, родимая –
мы ж друзья и попробуем ими остаться.