Андрей Ребров, стихи

В НОЧЬ НА ИЛЬЮ


Звездная высь утонула в дожде…
Но все гляжу за околицу, где
Мрак осеняют смятенный
Молнии – мысли Вселенной.

Долго гляжу – и как будто бы к ним
Вдруг подключаюсь сознаньем своим:
Высь полыхнет – и сверкает уже
Огнь их в моей многогрешной душе.

И поражаюсь, всем телом дрожа:
Дальний тот мрак – не моя ли душа?


*              *               *
"…безродный лепет
князь великий Дмитрий
не разобрал бы в той жестокой сече…"
Ю.Шестаков "Засадный полк" 

Взбранила поле речевое
Иноязычных рыков рать.
И силы нет стихи слагать…
Лишь слово древнее, живое -
Потомкам русичей под стать.

Его реченье вечевое
Созвучно рокоту реки.
А за чертой береговою -
Как прежде - вражии полки.

И говор чуждый то и дело
Сечет,
течет издалека,
И помутнела, побледнела
Река родного языка.

Но вновь,
сплоченные молитвой,
Как древнерусские войска,
Стремятся буквы вдаль листка…
И полнокровная строка -
Сродни Непрядве после битвы.


ВОСХОЖДЕНИЕ

К заветной маковке горы
Вершу свой путь тяжелый:
Все ближе звездные миры,
И неоглядней долы.

И вспоминается в пути,
Как смертно не хватало
Хоть искры веры – чтоб дойти,
Дожить до перевала.

Бывало, свет иных вершин
Сбивал с пути вначале…
Но, здесь в предоблачной тиши,
На гулком перевале

Вдруг ощущается легко:
Что каждый стук сердечный
Созвучен поступи веков.
И верится: жизнь – вечна…


+                +                +




Иссяк закат. И ночь черна, как пашня.
Пишу, пишу… пашу лист белый я,
Чтоб трением пера о грунт бумажный
Возжечь хотя бы искру Бытия.

Чтоб в книге дней, объятой позолотой
Небесных нив, легко бы вы прочли
Хотя б щепотку строчек, где от пота
И слез моих - искриться  соль земли.


НА БРАНЬ ПОСЛЕДНЮЮ…
Преосвященнейшему Константину
епископу Тихвинскому
Золотилось небо спелой рожью,
А в полях синели васильки.
Шел монах сумняшеся ничтоже
Вековой тропой и кулики
Щебетали в долах васильковых
Под ржаною вязью облаков.
И лучилась к полю Куликову
Тропка летописною строкой.

Шел чернец строкой незавершенной,
Посох предержа в руце своей,
Мимо новорусских вавилонов,
Мимо стойких дедовых церквей.

А издалека, сквозь птичье пенье,
Сквозь халдейский ропот городов,
Доносился грозный гул сраженья:
Гром гранат, глухой, как стук щитов,
Посвист пуль, звучащий, словно эхо
Впившихся в простор ордынских стрел,
Лязг пропятых танковых  доспехов,
Трубный гуд страстных монастырей.

Шел монах без устали и страха
На армагеддонское жнивье…
И служило посохом монаху
Пересвета древнее копье.


*           *           *

На церковных окнах - ризный снег Сочельника,
Дымом и хвоею тянет из-под рам,-
Будто бы на облаке возлетает с ельником.
С белою оградою православный храм.

Раздышу молитвою изморозь оконную -
От простора белого - аж в глазах черно…
А в дали над речкою, над долиной звонною,
Как звезда Господняя теплится окно…

Елочки завьюжены и сторожки заперты,
Тропка запорошена - никого на ней,
Только легким-легкие светятся у паперти
Два следа от Ангельских маленьких ступней.

Но запели певчие, сотворив знамения,
И запели сиверком зимние поля,-
Будто бы со знаменным и с метельным пением
Устремилась к Вышнему русская земля.




Андрей РЕБРОВ