Чётки

пусть предположим, день прошёл
к тебе не достучались гости
платок простуды скучной скомкан
цветастый носовой платок.
отброшен карандаш, эскиз,
уверен, неумело начат
заучен парафраз, стихи
исполнены, не на бумаге.
и предположим, день прошёл,
но стороной, себя не встретив 
за стенкой отсмеялись дети
в прихожей мнётся Новый Год,
как будто снова двадцать лет
любовь случится непременно
и рядом будут кавалеры
пристыжено топтаться, вот
та, которую смогу и обрести
и слово чести, не обмануть,
но кто измерит умение,
я попрошу ответить
адекватным тем же
до веры в чёрта, в ворожбу
ужель она мне будет первой?
стою  устеночный, молчу
пусть будет первым поцелуй;
спешим, мороз, потеря шапки
Таврический, блестят  подарки
и нас несёт  людской поток
и огибает,  он  в шинели, 
она  - дешёвый затрапез,
но чу, сирень - поток сирени
волшебной дудочкой, свирелью
каким - то чудом, только тенью
миг - упоительное  время 
проводит чёткий апперкот
и без дыхания, отчасти,
считая лишь до девяти,
приостанавливает важно
часы песочные, бумажный 
кораблик с волнами, отважный,
играет, бури впереди
до возрождения однажды 
сверхновой ветреной звезды.

залив чухонский, спустя месяц
штормит,  их  двое, в шёлк огня
вино обёрнуто и светит
случайно - полная луна.
не вспомнить точно, оттого
что всё же двадцать неразменных 
и память  ласково измену
пригрела с точностью шагов
их десять тысяч, как учили
считалкой детской каждый раз
жмут на клаксон автомобильный 
и  поиск прочего - причина 
и в ней таится Коломбина
и перед зеркалом мы мимы
и эти вымокшие спины,
взгляд из окна -
там странный  дождь
ах, эти вымокшие спины 
колотит измороси дрожь,
воспоминание  убудет -
забвенье Музы на века
любовь, из чувств  не самых трудных 
и даже так, обречена. 
сжимаемый побудки  контур,
передовица «Правды», спорт в ней
уборка  урожая, зёрна 
он собирает - в них Афган
коробит строчки, рядом холод 
от полюса и до стены
и замерзая на перроне, 
ищу, таившуюся в кроне,
следящую, как эти двое
целуются перед войною
ворону мудрою, сочти,
лишь потому, она ворона
все эти триста лет и зим 
и много видела, и в кроне
гнездо – пюпитр,  какое горе
превыше бытности вороной
прожить, но карканьем, сложить
о ней поэму: залив, двое
осина, мудрая ворона  и 
впереди  докфильмом  -  быть…

и так простуда и альбом
и фотографии исжёлты
и барабанной дробью, дрожью
и выпить чай и аспирин
и перевернута страница:
дорога -  виадук Кавказ
и озеро, и в нём бездонно
и так прозрачно, невесомо
не как в Москве, а кружевное
парит чуть радостно - не скован,
а просто вычеркнут судьбою
и вписан тут же, но другою –
часть малая моя -  Кавказ
друзья,  как  вы непостоянны,
как жажду вашего тепла
как вы близки и как нежданно
письмо товарища  -  он ранен: 
война идет, такая драма,
война и мы, и мир за нами, 
и все не так и кто-то главный
решает: ты и пустота

так вот товарищ, его почерк
и он в трёх строчках, весь кем был
он добежал до этой почты
до полевой,  к несчастью почты
и был бы завтра - но убит 
убит, весна на полувздохе,
мечта - загул и пиво пить
и дочку на руках и крохи
той жизни, сколько её, плох  ли?
«люблю тебя и жду» и всполох,
зарницы долгожданный всполох
и космос разрывает нить.
руна, почти что золотого,
переворачиваем лист
и запиваем жажду слова
все словом же  -  не остудить
не осудить, не обсуждать
и по началу в безвоздушье
и там поверить, нет - он умер
и не вернется никогда…

опять Москва бесснежной гладью
и в ней дома  и никого 
и  лица мягкие отчасти,
не потому, что точно мягки,
а потому, что воздух  смажет
пастель - вощёная бумага
и эти лица, это важно
как ощущение  - домой! 
на тройке,  пусть мечтаний тройке
по насту, в слышную капель
куда, к кому? и кто-то тонкий,
как  лёд  апрельский,  ломкий  колкий
ответствует -  вперед и сметь
тот город,   Маргаритин город
и  Мастера и всех чертей,
глаза в глаза - блеск постоянства,
и точен  по прямой поток,
но никогда не свяжет братство
и водки питие, и  клятвы,
мне Я так близко, Я  –  моё. 
так вот - особенности  нови,
картинный  к  ближним интерес
и толчея  и место  громам
и выстрелам, стремленью жечь
искать всегда, и виноватых
и виноватится во всём
и  линовать  поступков ватман,   
поступков, выстроивших дом. 
дом, по наитию и детству
он прост, как драка во дворе 
вот ведь,  а место  интересное - 
мой дом, кухонный  бред друзей.

младые волки перепутья - 
начало  десяти конца
девять и ноль - решётки, прутья
в них прячутся клыки под зубы
предъявленные тем, кто грубо
их обнажить готов и волен
начать кровавый передел:
купить – продать, достоин воин 
взять от судьбы тяжёлый крест
и победить, победой скован -
отрыжка лишней доброты
и окончание, как слава,
как свист меча, денег  отрава,
век  -  плот во время лесосплава
бьют о пороги  действ реки
и побеждают, рвут прелестно
мясо, добытое в бою
и рядом рьяная невеста - 
Россия  - родина гротеска,
в любом  явлении уместна,
отдалась стильно, на ходу,
вначале резвости и злату
потом чернёному стволу,
потом вообще, сорвав рубаху 
рыдала пьяная в углу.

и окружая себя делом
ваять систему, привечать
и создавать и верить в Трою
обман, обёрнутый в простое
тост – твое имя, сострадать
и забывать на миг о догмах
хозяйничать, спешить успеть
и клеить доллар перестройки
на  бюсты - плесневую медь  -
металл,  воистину причинный,
и отшагав, застыть в броске
и эти дни болезни мнимой
когда платок отброшен,  длинный
мой нескончаем боли день
прорвётся  заскорузлым  свищем
на форточке висят слова
и снова ветер, словно нищий
какой - то всем знакомый нищий
возьмет с собою и меня.

калейдоскоп унылых буден,
все стёрто  до картинки моно
народ, описанный Шаломом
и сам, захватанный шалом
и нас становится не трое,
а четверо  -  счастливый год
набор картинок: слева, справа
внизу, верху - видеоряд
я сам с собой, в семье,
составом пусть женским 
дочки поначалу -
гремела майская гроза
и создавалось впечатленье
великой творчеством болезни
и это впечатленье верно
у тех,  кто сам построил дом
не на песке или бумаге,
срез - белорусские овраги
когда мечтал, надевши краги
мотоциклетные, салагой
нестись по рощам, буеракам
себя, отождествляя с мраком
и светом  даже иногда.
всё  белорусские овраги
и одиночество, и день  - 
один иль два и как - то сразу
ты перелистываешь кряду
полтома, это ли награда
в беспамятстве искать отраду
и жить не вопреки, а для.
зачем - то, стынут балюстрады
несутся вровень автострады
так вот кому - то точно надо,
чтоб жизнь листали по томам.

не достучались к тебе гости
твои друзья  -  твои враги
твои  - всё это отчего же?
что жив ты, на сегодня жив
и вновь перебираешь чётки
как на войне молились сводкам
об окончании войны…
и предположим, день прошёл
не достучались, скучно, гости
ты болен, снова монотонно
играет кубиками жизнь,
на стук призывный, настоящий
я поднимаюсь и боюсь
за дверью он стоит вчерашний,
прошедший двадцать лет по пашне,
засеянной пшеницей лжи
нас отрывает от земли -
и чёток круг разорван, зряшный.