Отрывок 2 для Н. Р

Парад потерь. Я с третьего захода
Разлил чернила прямо на тетрадь.
Ну вот и всё. Мне в это время года
Пока что неохота умирать.
Я как и все. Налью до крышки чайник,
Зажгу огонь и сяду у стены.
Как хорошо – я сам себе начальник.
Как плохо, что улыбки сочтены.
Я замираю. Прошлое снуётся
Под челноком в невидимую сеть.
Мне в той сети два места остаётся:
Молчать и жить. Сказать – и умереть.
Есть две любви. Одна к себе, другая –
Другая к Ней. Они ведут войну
Который год. Но чайник закипает,
И рвёт на клочья свистом тишину.

Как странно… Как это невыразимо странно – видеть прекрасную вселенную внутри тебя и не сметь её коснуться. Как будто бы твоё сердце пульсирует в унисон с этой Галактикой, а моё – из антивещества. Или ещё хуже – будто бы мы живём навстречу друг другу, двигаясь во времени в разные стороны, и я бы мог рассказать тебе о твоём будущем, а ты мне – о моём прошлом, но никому из нас этого не нужно. В самом деле, кто хотел бы взглянуть в лицо своей смерти? Кто хотел бы знать, как она выглядит – грязна ли она, словно нищенка, или чиста, как степной январский наст, так ли она велеречива в своих словах и деяниях, как о том сказано в тайных хрониках коптов, и приходит ли к умирающему в утреннем тумане, холодном и густом, как молоко, берёт ли его за руку своей узкой и нежной девичьей ладонью и ведёт ли через росистый луг на вершину далёкого холма, к подножию древнего обелиска из чёрного гранита, как в это верили многие поколения друидов на зелёном острове Эрин – кому интересно знать всё это? Неужели тебе, пляшущей на кончике жаркого пламени? Неужели ты и вправду хочешь взглянуть в лицо собственной смерти? Что ж, я могу помочь тебе в этом. Однажды ночью, когда тебе станет совсем уж невмоготу, погаси все огни в своей комнате, и в наступившей тьме попристальней вглядись в зеркало – ты увидишь там лицо своей смерти.

На чеканной стене –
Филигрань облаков.
Неразрывности нет –
Только крепость оков.
Повторяется цикл,
Оживает мираж,
И летит мотоцикл,
Не вошедший в вираж.
Через тысячу лет
Я дойду до небес,
Где на древний скелет
Опирается бес.
Твой запущенный сад
Постараюсь найти.
Нет дороги назад
И пути впереди.
На чеканной стене
Напишу: "Позабудь".
Неразрывности нет.
Облака не вернуть.

А совсем недавно, в каком-то городе один из моих бесконечных собеседников признался мне, что боится одиночества даже больше, чем смерти, потому что смерть – это фаза, а одиночество циклично. Оно имеет свойство беспредельно расширяться, захватывая всё новые и новые пространства, вытесняя и заменяя собой всё, даже любовь – ведь любовь, как известно, это всего лишь нестабильная реакция с периодом полураспада в девять месяцев. И не то, чтобы я был полностью согласен с этим, но всё же, всё же… В любой правде есть доля истины, как сказал бы мудрый китаец Юань-цзы. Но всё-таки мне хочется верить, что где-то там, в стороне умирающего солнца, есть земля, где всё в кайф, и любовь, и все дела, и всё очень и очень здорово –

Где-то там…

Там, в далёкой дали,
За морями из слёз,
Где шумят корабли
Парусами берёз,
Где звенит под дугой
Ошалелая медь,
И лошадки порой
Так и просятся влеть,
Где за светлой рекой
Расстилается гладь –
Тишина и покой.
Там так просто сказать
Всё, что думаешь, ей,
И шепнуть "боже мой",
Оседлать лошадей
И пуститься домой.
И на ясных лугах
Не доехав, упасть,
В чьё-то звонкое "ах!"
Мимолётом попасть,
Вновь рвануться наверх,
И, пришпорив коня,
Жить в прекрасной земле –
Вплоть до Судного дня.

Только вот где найти трассу, что ведёт в те края? Как застопить прямого дальнобойщика, который довёз бы тебя до Волшебной Страны – ведь последний рейсовый ковер-самолёт давно отменили, а редкие караваны фейри хоть и наведываются иногда на зелёные луга Эрина, в каледонские горы или армориканские холмы, да поди отыщи их след на каменистых пустошах… Разве что в ночь на Самайн или Беллтайн дождаться на пустынном распутье Дикой Охоты и присоединиться к воинству мёртвых, но тогда – вечный холод и бесконечный дикий гон через стылые небеса, неведомо зачем и куда. А в последнее время я и вовсе приобрёл странную привычку – всякий раз, стоит мне выйти на упруго пружинящую бетонку   М-2, моей самой любимой магистрали, и увидеть приближающуюся издали белую машину с красными габаритами (Форд, Фольксваген или Фиат), я тут же подымаю кверху руку с вытянутым большим пальцем – извечный жест всех беспечных путешественников – и думаю с надеждой в душе: может быть, это тот самый счастливый случай? И когда эта машина, как и все остальные, проносится мимо, обдав меня пыльным ветром и запахом разочарования, я не огорчаюсь и иду дальше, на все четыре стороны, неизвестно куда, но лишь бы поближе к Крыму. А ещё через полчаса моего пути в сторону Днепропетровска на обочине рядом со мной со скрипом и грохотом тормозит огромнейший "Краз", и небритый драйвер надсадно орёт из открытой дверки, без особого труда заглушая шум проносящихся мимо автомобилей: "Садись, братишка!" И уже потом, когда я озираю трассу с высоты кразовской кабины, выясняется, что водила – свой в доску парень, бывший харьковский хиппи (он тут же отказывается от определения "бывший" – "хиппизм в душе, приятель, а не на фейсе нарисован"), и завязывается у нас с ним приятный разговор обо всём понемногу, в частности, о мистере Дж. Р. Р. Толкиене и о том, как оно всё на самом деле было в Средиземье: ну что ты, короче –

Разве так всё было? Разве?
Впрочем, ладно. Было так.
В том краю, что не был назван,
Затаился древний Враг.
За горою без названья,
С неизвестным ледником,
Проводил своё изгнанье
Тот, кто песням незнаком.
Тот, чьё имя лишь в преданьях
Донеслось до наших дней,
Под горою без названья
Пас развенчанных коней.
Эти кони были боги,
Но проступок их суров,
И с тех пор им нет дороги
Ни в единый из миров.
А ещё там был (иль будет?)
Лес сосновый. В нём темно.
Эти сосны были люди.
Это было так давно…

Кажется, разговор уже давным-давно перекинулся за пределы Средиземья на пространства иных мифологий. Что ж, неважно, лишь бы собеседник был хорош. Потому что в противном случае мне на ум приходят совсем другие строки – строки старого-престарого, полузабытого стихотворения под названием "Предупреждение путешествующему по чужбине":

Путешествуя, не забывай про спину:
Обеими лопатками жди копья.
Избегай перекрёстков в канун Саовины,
Дабы не стать пропитанием для воронья.

На постоялых дворах не снимай кольчуги,
Не доверяй хозяину и не пей вина.
В особенности не доверяй – подруге.
Тем более, если подруга верна.

Обыкновение предавать имеют самые близкие люди,
Как правило – в самый неподходящий момент.
Считай оскорбление за комплимент
И не жди, что удачу преподнесут на блюде…

Но, в общем-то, я не слишком люблю это стихотворение. Уж лучше быть тысячу раз обманутым и даже убитым, чем никогда и никому не доверять. И тогда, сразу же, я воскрешаю в своей памяти другое стихотворение, восемь коротких строк которого лечат мою душу и напоминают мне, для чего и во имя чего стоит жить.
Вот оно:

Этот мир так случаен,
И такая в нём муть,
Что я даже за чаем
Не врублюсь в его суть.

Но в одном я уверен:
Средь его пустоты
Я не буду потерян,
Пока в мире есть Ты.

конец октября 1999 г.