Комната

Комната была пустынной и унылой. Холод сковывал остатки наполнявшего помещение воздуха. Так что, если бы кто-то попытался произнести здесь слово, то  оно, обратившись в лед, рухнуло бы на пол и разлетелось на бессмысленный набор букв. Возможно, именно поэтому, когда в комнату приходили, то предпочитали хранить молчание. Уже очень давно в комнату не проникал свет. Его выключили еще в те времена, когда красное было прозрачным, и постепенно посетители привыкли к его отсутствию.
Он вошел в комнату приблизительно в четыре часа утра. Время это весьма условно. Из-за отсутствия света невозможно было определить сколько отсчитали механические часы, из за отсутствия окон оценить время по состоянию внешнего мира. Просто ему показалось, что когда он входил было около четырех утра. И вряд ли он смог бы объяснить почему. Да и объяснять-то, впрочем, было некому.
Он достал сигарету и закурил, уменьшая количество кислорода в помещении практически до нуля. Он чувствовал как дым все больше и больше заполняет комнату, сливается с ней, поглощает ее. Но только дым соединял его в данный момент с этим помещением, потому что все его органы чувств словно атрофировались и не воспринимали поступающую к ним информацию. Он нервничал, и выкурив одну сигарету, закурил следующую. Связь с комнатой возрастала с каждой новой порцией выдыхаемого дыма, но нервозность не проходила. Он стоял неподвижно, совершая только те движения, которые требовались для курения. Дым занял все пространство комнаты – он чувствовал это, каждую его частицу, каждую молекулу никотина. Ему становилось легче. Никотин утверждал его присутствие здесь.
Он замер и превратился в ноль – показалось, что в комнате есть кто-то еще. Да, несомненно в комнате есть кто-то еще. Ощущение усиливалось со скоростью ядерного распада. Дрожь волной три раза обошла его тело и, вонзившись в голову, сотрясла болью уставший мозг. Он чувствовал, что там впереди что-то есть, что оно приближается к нему медленно, но неотвратимо как смерть. Ожидание. Ожидание в беспомощности. Он вгрызался взглядом во мрак, взвешивал каждый его кубический миллиметр, соотносил с соседним, пытаясь найти хоть какие-то различия и вычленить силуэт, но… Бесполезно. Темнота умеет хранить картины, нарисованные пеплом. Стук по полу. Еще один. Однообразный мерный металлический стук. В помещении быстро понижалась температура. Он перестал дышать. Что-то приблизилось к нему и замерло. Оно было рядом. Холод коснулся его груди. Теперь уже он не задерживал дыхание, он не мог дышать. Веки становились тяжелыми и чужими. В висках отражался мерный металлический стук. Он закрыл глаза и проснулся.
В комнату через распахнутое окно вливался теплый майский свет. Он глубоко затянулся ранним весенним воздухом и, поднявшись с кровати, направился на кухню. Маленькое серое помещение с газовой плитой, вечно пустым холодильником и двумя стульями. Почему не было стола и другой мебели, он не знал, не было и все, хотя, находясь дома, большую часть времени он проводил именно на кухне. Спички кончились, поэтому утренняя мечта о чашке чая унеслась прочь за пробежавшим по дверному косяку тараканом. Он опустился на стул. По кухне медленно разлилась тоска. Что-то не так! Какой странный сон! Две мысли пришли одновременно и, разрезав мозг пополам, соединили вновь третьей – кухонное окно было занавешено черными шторами! Почему он сразу не обратил на это внимания? Ведь он ненавидел шторы и, более того, когда это было возможно, держал окна открытыми. Откуда они? Он встал и, пошатываясь, подошел к окну.  Он попытался поднять руку, но она не слушалась, словно бы знала то, чего не мог знать он, словно берегла его от чего- то плохого. Голова раскалывалась. Глаза приготовились выстрелить зрачками в нечто, только бы избавиться от черного цвета. Прошло уже более десяти минут, а он все также неподвижно стоял у окна. Нужно что-то сделать. Проблема в том, что это что-то совершенно не желало проявить себя. Мыслительный поток вдавил педаль тормоза до предела и нервно наблюдал за происходящим. Наконец, Он  решился. Ломая о воздух руку, Он распахнул шторы. С той стороны окна на него пристально смотрела тьма. Где-то глубоко в ней настраивали радиоприемник. Он сделал шаг на звук и… Он вошел в комнату приблизительно в четыре часа утра. Время это весьма условно. Из за отсутствия света невозможно было определить, сколько отсчитали механические часы, из за отсутствия окон оценить время по состоянию внешнего мира. Просто ему показалось, что когда он входил было около четырех утра. И вряд ли он смог бы объяснить почему. Да и объяснять-то, впрочем, было некому.
Ранним майским утром Она проходила мимо его дома. Она не знала его имени, не знала кто он. Она так и не смогла понять, почему не могла в течение нескольких часов остановить слезы, после того как его тело отсчитало семнадцать этажей от кухни до земли.