Андрею Белому

АНДРЕЮ БЕЛОМУ


За бренной славой не охотясь,
иду, свободный и ничей,
к тебе, мифическая Отис,
к тебе, божественный Орфей.

                Цвета имен – пурпур заката.
                Падут на траурную медь
                круговращения Арбата,
                метафорическая сеть.

И горечь лет, прошедших мимо,
и фонарей желтофиоль,
и прозвучит – Неопалимов,
как приглушенная бемоль.

                И подвизается вития
                развеять суженую смерть,
                встречальный голос – литургия,
                прощальный возглас – круговерть!

Сестра возвышенной псалтыри,
твои нетленны письмена, –
сияет в иноческом мире
Неопалима Купина.

                Парит, чарующая взглядом,
                летит, развеивая вздор, –
                над мелодическим разладом,
                в сомнабулический простор.

И просветляющею притчей
уже за Клиниками вширь
зарей встает Неводевичий
неугасимый монастырь.

                Там незабвенны Соловьевы,
                заветов праведных погост.
                О Иоанн, о логос-слово
                в неопалимых кущах звезд.

Надеждам новым – не смеркаться,
рывком –  отброшены назад,
плыл купиною инкарнаций
желтофиолевый Арбат.

                Явленья призраков несхожи,
                багровый занавес упал,
                два отрока – Борис, Сережа,
                фосфорецирующий зал.

Партера хлесткое молчанье,
и жестов лоск, и злость молвы,
встречают «Первое свиданье» –
ужимки ряжены, увы!

                Увы, увы, в чертогах снов
                смычками буйствует Гржимали,
                певец двусмысленности слов
                не узнает себя в финале.

Котурны требуют Бориса,
хотя какой же он Борис?
Он – дева Отис с Озирисом,
елейно-эллинский Парис.

                Следит язвительно за мною,
                спешит на дерзкий тет-а-тет,
                своей мистической строфою
                скрепляя умысел примет.

Игривый бард, не мне ль писали
сакрально-горний парафраз?
Однажды суженой назвали
соединяющую нас.

                Твой гений, пламенный и гордый
                сошел в печальные тома,–
                и зазвучали клавикорды,
                как бы сошедшие с ума.

Воскресе дух! Непостижимо,
но там за дымкою – она,
светлолетящая стремнина,
Неопалима Купина.

         
                ___________

 
                Есть место на земной поверхности священно,
                сподвижником святых отшельцев обретенно.
                Угодники, оттоль восшед на небеса,
                оставили свои святые телеса,
                которые, прияв усердные моленья,
                даруют мир, покой, скорбящих исцеленье. –

               
                Так завещал из мглы веков
                М.М., поэт наш, Херасков.


1972