Мне известно, что день это книги листы
это дом для сошедших с ума,
это храмы Господни, погосты, кресты,
это каторга или тюрьма,
это библиотека из сотен томов,
но не стану листать я тома,
потому что в томах – Мандельштам, Гумилев,
Мандельштам, Гумилев, Пастернак.
Ни единого тома не трону рукой,
потому что, тревожа людей,
вырывая из мрака оправы икон,
наступает неслыханный день.
Мне известно, что день – это олово глаз,
это лиц сердолик и сурьма,
это Кассиопея, Овен, Волопас,
это дом для сошедших с ума!
Пусть чело мне украсит, украсит венок –
я не стану от терний стенать,
потому что в венке – резеда и укроп,
резеда, сельдерей, пастернак.
В драгоценную утварь целебный отвар
лекарь льет, и хохочет народ,
и на лицах у женщин – сурьма, киноварь
и огромный смеющийся рот.
Свидетельство о публикации №103043000719
Но забыто, что книга моя
Ненавидима лесом, поскольку густы
Целлюлозой страницы ея.
На страницах ея прославляя пою
Пастернака, петрушку, кинзу...
Ну а лес, недобитый в смертельном бою,
Нависает вверху и внизу.
Но не вверх и не вниз я гляжу на ходу,
Прозревая туманную даль,
На страницы гляжу - ибо их чехарду
Многотомный предсказывал Даль.
Пусть чело мне украсит съедобный венок -
Между делом срываю - и рад:
Пастернак и морковь, и капустный вилок,
Поэтический, в общем, салат.
Рот смеется, но гордо висит надо ртом
Агромадный наморщенный лоб...
Темный лес, озверевший за каждым листом,
Начинает выращивать гроб.
Урсула Дар 13.11.2003 19:03 Заявить о нарушении