Ода баевой тряпке
У отпетых мудрецов не собрать в душе концов.
Нищета в конце пути — этот путь не всем пройти:
оступился и богач…Чур, меня, но я не я квач!
За других не забожусь.Кто осудит — ну и пусть!
По обе стороны войны хмельные кашевары,
седая изморозь молвы и тощие амбары…
Фронтовики, тыловики, обрубки тел и душ,
кровавых дней черновики, и горя Мулен Руж.
Несут печаль со всех сторон работники войны, —
за батальоном батальной уходит без вины.
По обе стороны войны не чтятся ордена, —
но в этом нет имен вины — их выбрала война.
Над ними серый саркофаг и вечных снов пора,
войны пиратский черный флаг и кровозем двора.
Кладбище выскалит ряды могильных черный плит:
за батальоном батальон кроваво в землю врыт.
Хреновый Пейсах, бери, Веле, посох -
не стало песен,молва в отбросах....
отрекошетила судьба: хреновый Пейсах, лет мольба…
Лопнут струны макаронно и отважится судьба
говорить о том, что звонно, ни к чему ему мольба!
Сжался мир до полустрочки до шагреневой тиши…
Дописать весь мир до точки — не спеши!
А желе из водки мучит, потому что водка — знак,
потому что водка пучит, только так!
В очень странной обстановке отдыхают на войне
прошмандовки и плутовки, подупавшие в цене.
Санитарки и шалавки,богоушлое бабье,
комисарки, промтоварки — беспредельное хамье…
Все они не просто тварны, а отчаянно товарны.
А на страшной войне нет смущенных вполне.
На кону племена, жировоск, ордена,
нефти черный язык, человеческий крик,
челобитная слез,и шумерский вопрос…
На одной большой войне нет опущенных вполне, —
есть одна на всех война: гибнут в бойне племена.
В жилах нефть сгущает кровь — ей что радость, что любовь,
ведь война — всему палач: крик ничто, планета, плачь!
Челобитная — фиг'вам: — На заклание, мадам…
Вы, и вы… А также вы… Не сносить вам головы.
Из шумеровских аорт тысяч лет кровавый пот
растекается в песках, источая боль и страх.
По ристалищу войны бродят Дракулы сыны.
Их призвание — война, ни к чему им ордена.
Желе из водки вызвало цунами, — в открытый космос хочется пройти.
Был планетоид прежде под ногами,теперь планету давят две культи.
Под сапогами раненое скерцо, на улице весенний солнцепек,
на солнцепеке выкинул коленце, солдат-калека, бывший кровопек.
Он обнажил пред миром сыто-пьяных обрубки ног на культях деревянных:
— Кто может, безвозмездно помоги тому, кто наплевал на сапоги!
По улице весенним днем бредут стихи Есенина.
Что на земле отмерено, то вместе проживем.
Поела мама хлебушка, поцеловала небушко,
и клала ночь размеренно полтинники рублем.
А по утру горшечнику заботушка участная:
таскать горшком до полночи печальный урожай
того, что было ранее написяно и насрано, —
как на веку написано: "Судьбой не помыкай"
По улице Цветаевой плетусь я тряпкой баевой…
18 марта - 18 апреля 2003 г.
Свидетельство о публикации №103041800469