Веле Штылвелд Помоги себе сам

                W
Шляпных дел мастера, наступает пора
перейти на сезон киверов,
на гусарскую честь, бросив в сторону лесть —
в отголоски вчерашних пиров.
В
 отголосках судьбы кружевную хандру
очень трудно и нудно тачать.
Шляпных дел мастера, золотую канву
не всегда так легко замечать.
Ч
то Болванщик дурак, так и тот носит фрак,
как иные и френч и жилет.
Но без шляпы, какой же он, собственно, франт,
хоть и носит усы и лорнет?!
Шляпных дел мастера, золотую канву
не пришлёпнуть к бесшляпной башке,
как к пустой голове не добавить молву,
мол, избыток мозгов в гребешке.
                W
КРИК ПОСЛЕДНЕГО: “БАНЗАЙ!”

Отблеск, оттиск, злой оскал
обескрыленно-отпетый,
отчужденных снов отвал
оползает в волчьи Леты...
А
кварели антураж
 на излучине Эпохи —
Арлекинский эпатаж,
а вокруг —  чумные лохи!..
З
лая исповедь в Аду
дребезжит вчерашним жалом.
Я, как видно, не в ладу с тем,
что жизнь зовет Вокзалом...
П
оезд тронулся, прощай
этот мир под чёрным крепом!..
Вслед доносится: “Банзай!” —
Гадко, бравурно, нелепо.
                W
О
сень в ритмах прошедшего лета.
Дождь смывает волос пробор.
Не стреляются из пистолетов
Чау-Чау и Пифагор.
С
онька врала в ментоловой случке:
— До получки не доживёт!..
В бриллиантах сегодня, сучка. —
С золотишка и жрёт, и пьёт.
Е
й бы в осень греметь в финале,
а  ему  бы греметь в Тартар!
Обкорнали нас, ободрали...
(наебали нас, наебали!)
Вот так осень — таков Финал!
                W
Е
сть Твердь души, с которой не в ладу
трибуны НЮ и голые террасы,
которыми, себе на поводу,
ведут сквозь дни земные папуасы,
живущие в бетонных теремах,
ковровыми на ощупь и на сдачу,
среди зимовий Душ — на островах
затерянных во зло, а не иначе.
С
 бородками подпиленных ключей,
подогнанных под шаткие запоры,
с “коробками”, где множество речей
гнусавят политические воры
с молитвами и клятвами подчас,
обыденно невыдуманной сворой
урвавших Власть — Халифами на час,
и ею же забивших коридоры.
А с ними — безоглядно нужники,
в которых прозябать должно поэтам,
поскольку  свор собачьих Лужники
и в Киеве придуманы сюжетом.
Поскольку ксилофоновый секстет
гремит с утра до вечера упруго
среди забытых напрочь кинолент,
где человек был человеку Другом.
                W
Фильмы пропитаны веком.
В ауре фильмов — боль.
В каждой вчерашней вехе —
ненависть, грусть, любовь.
Прежние лицедеи
в атласах Атлантид.
Звёзды и корифеи
канули в прошлый миг.
Там, где уютно, веско
и безо всяких бед
фильмов грядущих фрески
ищут земных побед.
Ищут удач и славы,
мечут оттенки лжи
той, что пробьёт отвалы,
вырвет на куртажи.
И витражи расквасит,
и оборвёт фальцет...
Странные лет оправы
выправит грум-пинцет.
И передаст по праву
в будущее Ух-Ты
диких восторгов лаву
зрителей всей земли.
                W
ПОМОГИ СЕБЕ САМ
Светлой памяти Иннокентия Смоктуновского

Помоги себе сам в миражах океаньих...
Над холстом паутин тёплый солнечный бриз...
Твой Кумир отошёл от просторов печальных
Он наверно обрёл неземной Парадиз...
Помоги себе сам в алетерной осанке,
зацепившись за ветвь нерасцвевшего дня...
Мир Мечты златоглав... Стань подобен приманке...
Вдруг и клюнет Мечта внеразбор... Как родня!..
Т
вой кумир — в синем шарфе старик величавый
прикрывает свой рот крупным красным платком...
Ты его не ищи... Он прошёл через залу,
незаметно упав в здешний мир лепестком.
По Судьбе прокатился скользящийся недуг.
Помоги себе сам без нелепых потуг
Что поделаешь... Вдруг, понимает и недруг,
чей светильник Души во Вселенной потух.
П
омоги себе сам, хоть бы в несколько строк,
даже если они — твой последний глоток!..
                W
ПОСПЕШАЮЩИМ...

Юность спешит за Радугой,
Зрелость —  за орденами...
Ордена взрослым
чеканят Детские сны.
Ведь кто же не пожелал,
когда был совсем маленьким
сделаться дворником или пожарным,
миллионером или пенсионером,
бравым генералом или храбрым  солдатиком.
Навсегда... До новой весны...
Маленькой планеткой, или хотя бы Радугой,
увитой орденами цветов...
                W
Есть такие Дни на планете,
когда только Бог решает Судьбы
беззаботных взрослых людей.
В такие дни беспокойно спят Дети,
а Взрослые всё копошатся и копошатся...
В своём несостоявшемся Прошлом,
в тщете отыскать в нём и оправдать самих себя...
                W
АРЛЕКИНАДА.

Когда смеются Арлекины,
ну, скажем, клоуны, что в масках
давно бродящие по Миру,
как по квартире, в старых сказках...
Тогда обычно происходит,
при сломе прежних декораций,
всё то, что Будущее вводит
под тень платанов и акаций,
цветущих дивными гроздями,
пьянящих запахами Лета...
О том, как видно, между нами,
давно проведали поэты...
И нет уже щемящей боли,
Лазурью Будущее дышит...
Арлекинада в всплесках моря
земное Будущее слышит...
                W
Кружевные стервеют Души —
терция на выборке Эпох.
Вот они, лишённые Заглушек,
выбирают будущий порог.
За порогом этим Соучастье
обретает первые Штрихи,
но, как прежде, злобствует Всевластье
прежних зол... И кичатся Враги.
Предана проклятию Равена.
Кружевные Души без жилья
бродят неприкаянным коленом
будущего мира... Средь жулья,
прежде перешедшего на квоты
карликов и карлиц без Души,
для которых первая забота:
Кружевные Души задушить!..
                W
На сретении Звездопадов
порывается Солнечный ветер
пересечь парсеки Парадов
и уйти Мечтой на рассвете.
Изодрать планетарную коду
и иссечь из планетного хлама
Человечества злую свободу,
мегаполисов скорбную гамму.
На сретении Звездопадов
обрывается Солнечный ветер...
Так, должно быть, всем нам и надо
за бездарную Жизнь на свете!..
                W
Всего навыдумано впрок
и остается верить Сказкам...
Где в каждой — Прошлого урок,
где в каждой — Будущего вязка.
Где за чертою Бытия
уже размечены дорожки.
По ним бродили Ты и Я —
смешно, грешно, на босы ножки.
Два сердца набосо разув,
смеялись тихо под сурдинку.
Попутный ветер СчастьеДув
сшивал Душ наших половинки.
Но вот срастаются в одно
две половинки, две тревоги...
Двух Душ резное полотно...
И ищет Звездные дороги.
                W
ЗВОНАРНОЕ

Желудок очищается от рвотных падежей.
Планета упрочняется до звёздных этажей.
Срывается безумия с запястий антураж:
шевелятся и мумии, и ложи-бельетаж...
Шевелятся, волнуются, заводятся быльём,
А мы опять по улицам шатаемся вдвоём.
Зористые и страстные, обученные петь...
Бродяжные, горластые — из глоток  плещем медь!
И то ещё случается, то слышит нас, как встарь...
Тот тут же зажигается, как уличный фонарь!
И фонарятся улицы с заката до Зари,
покуда в мире шляются трудяги звонари!
                W
А в тупике, как в тупике...
Я тоже это допускаю,
когда на волю выпускаю
Судьбу, зажатую в руке...
Но только сердце не болит
о той утрате непременно,
и потому, гремя степенно,
ритм Синусоиды хранит...
Но в тупике, как в тупике:
Душа в пике и нет возврата
в тот мир, где всё Грешно и Свято...
и Душ паренье налегке.
Теперь, увы, не воспаришь.
С душевным возишься Компостом,
а там всё выгнало в коросту.
Погосты лет не воротишь...
Всё в тупике, как в тупике —
над Прошлым хлыст свистит в руке...
                W
НЕ ОПЕЧАТЫВАЙ ДВЕРЕЙ.

Двери опечатай в Душу, и она уснет...
Двери опечатай в Сердце и любовь пройдет...
Эти строчки не печатай, просто повтори!..
Хочешь спой... А дубликаты этих строк порви.
                W
Влюблённость — первым делом от простуды.
Куда микстурам, Господи прости!
Ценней чем зелья ведьмы Регентруды —
влюблённости ажурные мосты.