Татьяна Чуперева

  Глаголы

Из уст - крамола,
          Душа в огне.
Одни глаголы
          С частицей "не" -
"Не убивала"
          И "не крала".
"Не предавала"
          И "не лгала".
"Не покорилась" -
          Не удалось,
"Не изменилась"-
          "Не утряслось".
Черт глазки косит,
           Кипит смола,
А сердце просит:
            - "Не делай зла!"


   Храм в сердце

С Богом в душе, с фигой в кармане,
С камнем за пазухой и в ниглеже,
Мы добровольно стали рабами
Смутных идей и бесплотных "уже".

В спорах бессильных сорвали мы голос,
И разбрелись по задворкам, скуля.
Падает в почву отравленный колос,
Дымом пожарищ пропахла земля.

В нищих лохмотьях бредешь ты, Россия,
Плачешь по блудным своим сыновьям.
Долго ли ждать нам прихода Мессии,
Чтобы у каждого в сердце был храм?..


   До свадьбы заживет

Кто в детстве не сбивал коленки
И не кривил от боли рот,
Не прятался за шкаф у стенки,
Увидев ненавистный йод?

Но мигом слезы высыхали,
Лишь мама на руки возьмет,
И боль утихнет, и печали,-
"Пустяк, до свадьбы заживет!"

Простая до смешного фраза,
Как заклинание от зла,
Не подвела с тех пор ни разу
И прочно в память залегла.

А годы катятся лавиной,
И вот уже настал черед
Сказать с улыбкой тихо сыну -
"Не плачь, до свадьбы заживет!"
© Татьяна Чуперева продакшн 2004 г.






На краю лета

Обмануло лето ожиданьем,
На душе и горестно и сладко.
Желтоглазой осени дыханьем
Переполнен август без остатка.

Из часов песочных бытия
Убывает время птичьей трелью,
Каплями уснувшего дождя,
Звёздами, упавшими на землю.

Ветер, будто конь без седока,
Волоча невидимое стремя,
Пошуршит в сухой траве слегка
И укроется в душистом тёплом сене.

Мы стоим у лета на краю,
Месяца ладью река колышет.
Я хочу сказать тебе: «Люблю»,
Да боюсь, что осень нас услышит…



Глаголы

Из уст – крамола,
Душа в огне.
Одни глаголы
С частицей «не»:
«Не убивала»
И «не крала».
«Не предавала»
И «не крала».
«Не покорилась» -
«Не удалось».
«Не изменилась» -
«Не утряслось».
Чёрт глазки косит,
Кипит смола.
А сердце просит:
«Не делай зла!»
 


Осенние гастроли

Что же так рано, осень-актриса,
Ты поспешила в мой городок?
Позолотить не успели кулисы,
Зелень афиш растрепал ветерок

Лето манить за собою устало
И раздарить не успело цветы.
Так для чего же ты платье достала
Цвета разлук и туманной мечты?

Жёлто-охряные листья записки
Шлёшь по забытым давно адресам,
Тщетно надеясь, что друг самый близкий,
Их прочитает, вняв женским слезам?

Но позади щедрый солнечный август,
И звездопад мой, и смех невпопад.
И за дождями надежда осталась,
А журавли всё равно улетят…



Храм в сердце

С Богом в душе, с фигой в кармане,
С камнем за пазухой и в «неглиже»,
Мы добровольно стали рабами
Смутных идей и бесплодных «уже».

В спорах бессильных сорвали мы голос,
И разбрелись по задворкам, скуля.
Падает в почву отравленный колос,
Дымом пожарищ пропахла земля.

В нищих лохмотьях бредёшь ты, Россия,
Плачешь по блудным своим сыновьям.
Долго ли ждать нам прихода Мессии,
Чтобы у каждого в сердце был Храм?



До свадьбы заживёт

Кто в детстве не сбивал коленки
И не кривил от боли рот,
Не прятался за шкаф у стенки,
Увидев ненавистный йод?

Но мигом слёзы высыхали,
Лишь мама на руки возьмёт.
И боль утихнет, и печали, -
«Пустяк, до свадьбы заживёт!»

простая до смешного фраза,
Как заклинание от зла,
Не подвела с тех пор ни разу
И прочно в память залегла…

А годы катятся лавиной
И вот уже настал черёд
Сказать с улыбкой тихо сыну:
«Не плачь, до свадьбы заживёт!»



На заре

Прокричит мне петух на заре,
И трава заблестит в серебре.
В утро настежь окно распахну
И тумана парного вдохну.

Серый в яблоках конь подойдёт,
В гриве ветер степной запоёт.
На просторе развеет печаль
Луговая манящая даль.

В гриву белых ромашек вплету
И напиться коня поведу –
Выпьет солнце с ладоней до дна,
Каплей с губ упадёт тишина.

И забуду, где сказка, где быль,
Белым морем струится ковыль,
Утопает в разливе рассвет,
И ни боли, ни прошлого нет.



Облака

Смахну рукой слезинку –
Ещё не снегопад.
Веди меня, тропинка,
Куда глаза глядят.

В знакомый переулок,
Где в балке камыши
И стук вагонов гулок,
И рядом – ни души.

Вот старый дом под вишней,
Что отцвела давно.
Я не была в нём лишней,
А, впрочем, всё равно.

Друзей со всей округи
Он знал наперечёт,
Но школьная подруга
Здесь больше не живёт.

Никто не остановит,
Нацелив глаз – магнит,
Сказать не приневолит,
О чём душа болит.

И старожил, черпая
Ведёрком из ручья,
Не спросит, окликая:
«Эй, ты кому? Ты чья?»

Я здесь, в тиши, чужая.
И только облака,
Как в детстве, проплывая,
Дрожат от ветерка.



Одиночество

Одиночество – как безнадёжность.
От него не закрыться рукой.
Одиночество – как невозможность
Повстречаться с тобою, Любовь.
Ста тусклей алый парус с годами,
И морщинки у глаз пролегли.
Я расстанусь однажды с мечтами –
Мой кораблик застрял на мели.
Претерпела надежда крушенье
В океане несбывшихся грёз
И слезу, словно крик о спасеньи,
Ветер времени в вечность унёс.



Дымок

От собора – синие тени
На примятом санями снегу,
И укрыли сугробы ступени –
Наглядеться никак не могу!
Вьются в воздухе крупные хлопья,
Легче дышится. Всюду – простор!
Изогнулись чудные колосья,
На стекле образуя узор.
И от труб сиротливых струится
Чуть приметный над крышей дымок,
Чтобы ты, торопясь с ним проститься,
Позабыть дом отцовский не мог.




Разбитые мелодии

Возле шумного рынка
Диском слабо шурша,
Пела грустно пластинка
«…Ночь была хороша!»

В деревянном домишке
Средь обшарпанных стен
Раздавалось чуть слышно:
«…Ах, зачем…, ах, зачем.»

Уром зимним печальным
Опустел старый дом.
Заколочены ставни
Деревянным крестом.

Беззащитной улиткой
На ветру патефон
У открытой калитки
Захлебнулся дождём.

Под ногами пластинка –
Словно чья-то душа,
Хрусткой, тонкою льдинкой:
«…Ночь была хороша!»

Сердце стынет от боли.
Я забыть не смогу
Стон разбитых мелодий
На вчерашнем снегу.






 Остановившееся время

Нет, он не «без вести» пропал,
Погиб в жестокой перестрелке.
Осколок в циферблат попал,
И замерли навечно стрелки

На скорбной цифре роковой.
Отсчитывая неизвестность,
Лишь дятел огласит покой,
Лесную дикую окрестность.

Полвека…Горький, долгий срок.
И ладаном туман клубится.
А мать в окно глядит: «Сынок!»
Но только ветер в дом стучится.

Говорят, мол, всё равно растает
Этот робкий, первый, мокрый снег.
И зачем он только выпадает,
В слякоть превращаясь, как на грех?

Но идёт до вечера, не тая,
И упрямо красит в белый цвет
Крышу промелькнувшего трамвая,
Двор и дом, и чей-то грязный след.

Словно отвечая: «Что ж, растаю,
Но зато со мною – веселей! –
И от снега раннего – я знаю –
Станут талии берёз ещё светлей!»




Мамы нет…

Пустота поселилась в сердце,
Всё сильнее сжимает виски –
Никуда от неё не деться! –
Острый приступ жгучей тоски.

Ключ в замке повернув, понимаю:
Мамы нет… За её шаги
Каждый стук за стеной принимаю
И слезами плачу долги

Материнских ночных бессонниц
И забытых мелких обид.
Упаду в подушку лицом вниз,
И душа нестерпимо болит.

И китайская роза бастует –
Пожелтела, не хочет цвести.
По хозяйке любимой тоскует…
Что с ней сделаешь? Мама, прости…

Поливать иногда забываю
И не брызгаю тёплой водой,
Ставни наглухо в ночь закрываю,
С глазу на глаз оставшись с бедой.

И, сдержав набежавшие слёзы, -
Будто память твою предаю! –
Я соседке китайскую розу
Насовсем, навсегда отдаю…





Ухожу

Я ухожу. Сейчас, сегодня,
Под скрипки плач, под смех дождя.
Живите так, как Вам угодно –
Я ухожу, не уходя.

О, сколько будет разных женщин
Любить ваш кошелёк и чин,
Добавив сердцу новых трещин
И для бессонницы причин.

О, сколько их, друзей неверных,
До чёрного, как сажа, дня…
Одно лишь только знаю верно –
Однажды вспомните меня.

Но одиночество не троньте –
Не трезвым и не во хмелю.
Я гибну молча, как на фронте,
Но вас по-прежнему люблю.



Ностальгия

У дерева – кольца,
у города – панцири крыш
Не память хранят –
ностальгию о прошлом.
Но стены пестрят лоскутами
вчерашних афиш,
Мигают кафе электричеством
пошло.
Случайных прохожих
в ночное зовёт кабаре
С улыбкой искусственный
клоун во фраке,
И бродят девицы
 с вновь модной причёской «каре».
И мечутся «БОМЖи» кварталов –
 собаки.
Уродливой язвой на теле
 ожившей земли
Покоится дымом чадящая свалка,
И солнце на небо устало
 восходит в пыли,
И в речку глядится
 изрытая балка.
А память вонзает мне в сердце
 нещадно шипы,
Как скальпель в больные
 забвением гены,
И я вспоминаю,
 как пахнут цветы и грибы,
В висках напряжённо пульсируют
 вены.
И – прочь! – от фольшиво блестящих,
холодных витрин,
Туда, в старый парк,
где жасмин пахнет ночью,
Где чудом ещё уцелел
дуб столетний один,
И где соловей пьёт
созвездия сочно…
Но только всё реже встречаю
ряды тополей,
Торчат пуповиной усохшей
 обрубки,
Становятся старые стены
приютом теней,
И только кружатся
над крышей голубки…




Жаль…

Я уже не плачу – не осталось слёз,
А мою удачу ветер вдаль унёс.
Не вернуть озябших
Белых зимних роз,
Слов твоих вчерашних,
Дым от папирос.
Яркою мимозой
Ты, весна, пьяна.
Не нужны мне грёзы
Красного вина.
А душа, что птица,
В клетке в полный рост
Взаперти томится…
Скоро строгий пост.
И о ком тоскую –
Ни к чему вопрос.
Жаль, что в ночь такую
Нет на небе звёзд…


 

Ни там, ни здесь…

По свече - всем святым,
Всем сестрам – по серьгам.
Мне ж – осколки мечты,
Да ворон хриплый гам.

Вам – других целовать,
Да смеяться взахлёб.
Мне – пустая кровать,
Да компрессы на лоб.

Вам – навскидку стрелять,
Исполнять приговор.
Мне же – боль исцелять,
Или – пуля в упор.

Вам – фанфары с небес,
Да семейный уют.
Мне ж – ни там и ни здесь
Не найдётся приют.

Гаснет счастья маяк.
Мне б упасть на бегу…
Где ты, пристань моя,
На каком берегу?..






Крик

Накопился в душе разный сор,
Словно ил в обмелевшем пруду.
Разгребаю его до сих пор
Наяву и во сне, как в бреду:
Неужели бесследно уйдём
Под недобрую чью-то молву?
Мне бы выплакать горе дождём
В опалённую солнцем траву.
Мне бы выкричать боль в синеву
Разомлевших от зноя небес.
Да не слышат – напрасно зову –
Сонный ангел и пляшущий бес.




О самом близком

Мы больно раним самых близких,
На полуслове оборвав,
И покаянные записки
Не пишем, слабость оправдав:
Мол, всё простят,
Куда им деться? –
Ведь нету желчи в их крови,
И в любящем, до боли, сердце
Нет места мести, се ля ви.
Не зная цену их терпенью,
Как к должному, сквозь призму лет,
Мы привыкаем к всепрощенью,
Летя на яркий лести свет.
Лишь поскользнувшись ненароком
На тонком льду фальшивых грёз,
Изменой ранившись жестоко,
Глотая горький чай из слёз,
На волю выпускаем совесть,
Кричим: «Простите!» и билет
Спешим купить на скорый поезд,
Забыв, что близких больше нет…




Проходит бабье лето

Пронзительная красота
Деревьев полуобнажённых,
Полёт багряного листа
Среди берёз заворожённых,
И под ногами чешуя
Опавших листьев тополиных,
И солнца тёплая струя,
И тоненькая паутина,
И золотой, до боли, свет
Пьянят тоской неодолимой:
Возврата к буйству красок нет,
Проходит бабье лето мимо.
А горизонт высок и чист,
К нему спешит в объятья пашня,
И ветер скирды теребит,
И пахнет дождиком вчерашним…




Ожидание

Я жду, как другие не ждут,
Метаясь от счастья к похмелью,
С души сняв иллюзии жгут,
А дни мельтешат каруселью.
Я жду, как не ждут никого
Бессонною звёздною ночью.
На глупый вопрос: «Для чего?»
Любовь им ответить не хочет.
Как нищему в язвах заплат
Не страшно богатства лишиться,
Мне нечего больше терять –
Уже ничему не случиться.
Я жду, не надеясь на «вдруг» -
Не встретившись, трудно расстаться.
Я жду во Вселенной разлук
Того, кого вряд ли дождаться…





Не ревную

Не ревную. Это глупо –
Предаваться чувствам слепо –
Голос разума - как рупор –
Возражать ему нелепо.

Не делюсь тоской с подружкой,
У окошка не скучаю.
Не роняю слёз  в подушку,
И не жду, как прежде, к чаю.

Из судьбы убрав страницу,
Пустотою не страдаю.
Отпустив любовь-синицу,
Вьюг спокойно ожидаю.

Новый стих ещё не начат.
Руки пеплом согреваю.
Не ревную, это значит –
Постепенно забываю.




Мне не надо

Я была «недотрогою»,
Что случилось сейчас?
Отчего сердце трогает
Глубина твоих глаз?
Я была вся «по полочкам»,
А теперь – вразнобой.
И спешу – в мыслях облачком
В край чужой за тобой.
Вся в безумстве смятения.
И, хоть смейся, хоть плачь, -
Потерявшей терпение,
Мне не надо удач.
Мне не надо признания –
«Полюбил – разлюбил»,
С кем ходил на свидания
И букеты дарил.
Не спрошу я о будущем,
Что темнее чернил.
Не гадаю на гуще я –
Лишь бы Ты в сердце жил!
Сквозь разлуки и горести
Я шепчу февралю:
«Нет в любви моей корысти,
Счастье в том, что люблю!»





Скрипка

В глазах – чуть заметная грусть,
Укрылась в ресницах улыбка.
Казаться смешной не боюсь,
В душе я – умолкшая скрипка
С одной уцелевшей струной.
Судьбе не перечу. Отныне
Мечтой одержима шальной –
Я жду своего Паганини.
Закутавшись в солнечный свет,
Свершаю я в мыслях прогулку.
И искуса тайного нет
Блуждать по кривым переулкам,
Где грязные деньги звенят,
Любовь продают, покупают
И, будто с рабыни, наряд
Рукою всевластной срывают.
Хранит тайну пыльный портрет,
Пока в облаках я витаю,
И, сбросив груз сумрачных лет,
В пустыне цветком расцветаю.
Судачат вокруг: «Пустоцвет!
Ты – жертва надменной гордыни!»
Но каждый закат и рассвет
Я жду своего Паганини!




Аккорды

«Поститься, поститься, поститься!» -
Сурово твердят образа.
Но денно и нощно молиться
Безмолвно устали глаза.
«Забыться, забыться, забыться!» -
Затравленно стонет душа.
«Напиться, напиться, напиться!» -
Раз нет за душой ни гроша,
Пустить все мечты в распродажу –
А ну, голытьба, налетай!
Не бог весть, какая пропажа –
Тоска зарифмованных стай!» -
Украдкою шепчет Лукавый:
«Сдай совесть-зануду в ломбард.
А кто виноватый, кто правый,
Решит в этот вечер бильярд.
Шар жизни закатится в лузу.
Желания кий подберу,
Ненужных приличий обузу
Ты сбросишь, смеясь, поутру.»
«Не сдаться, не сдаться, не сдаться!
Пробоина? Шлюпку за борт!»
«Держаться, держаться, держаться!» -
Рояля последний аккорд…