Патетическая соната

                ПАТЕТИЧЕСКАЯ   СОНАТА

  Когда в раннем марте небесный воздух прозрачен до звона стекла и скудные звезды провожают за горизонт Стрелка - Ориона - Вечного Охотника; когда мороз особенно тонок, хрупок и беспомощен, словно улыбающийся ребенок,
и пахнет капелью, тогда по ночам скрипят половицы и потолки, тогда я слышу,
как седой пейсатый еврей наигрывает на расстроенном рояле сонаты Бетховена.
Еврей очень стар, в складках щетинистых щек дрожат и прячутся слезы; сначала его морщинистые пальцы, грубые от сапожной иглы, выигрывают древнюю еврейскую мелодию - разбитый рояль с трудом реагирует на их призывы,- а Патетическая соната замирала, дрожала, путалась, пугалась и тонула во множестве запавших клавиш; еврей застывает, закрыв руками глаза и мерно раскачивая головою.Казалось, он сам тонул и растворялся в комнатных сумерках.Кривые каменные улочки, теплое небо и море - Бог мой, как далека Земля Обетованная от старого еврея, занесенного неблагодарной судьбой в грязный и холодный русский город! Старый еврей расстроен, клавиши души запали, не играют радость, и сыну своему Мойше говорит он,протирая потный лоб большим платком : "Учись, учись, сын мой, если не хочешь иметь судьбы бедного отца. Сбережений моих хватит на первые два года жизни твоей в столице".
   Старый еврей сидит на крыльце, кашляет и щурится в бледное солнце. Он устал от дратвы и сапог; он верит в Мойшу своего, который играет пока с Васькой аптекарским и Мишкой-булочником под старым вязом. Мойша - о, он вырастет и станет большим человеком - инженером на фабрике; потом, даст Бог, изменится время - и Мойша уже губернатор.Размечтается старый еврей, а тут из трактира напротив молодые приказчики и - не со зла, так, созоровать: "Жид, жид, свиное ухо!" - и угол рубашки сквозь кулак пропускают.Отвернется старый еврей и уйдет в сапожную лавку.      
     Утро хрустит сверкающими иглами льда и сапожная лавка темна и нелепа под сияющим солнцем. А узкая комнатка на втором этаже залита кровью; крови много, она темная и застыла на полу матовой лужей. Пузатый квартальный лениво гонит соседей: "Расходитесь, расходитесь, господа! Случай, тово, серьезный!" Соседи, покидая кровавую комнату по узенькой лесенке с перилами, шепотом толкуют: " Вот ведь судьба - топором зарубили в кровати! Кому мешал человек, хоть и еврей, прости Господи!" " Украли что-нибудь или так, спьяну кто созорничал?" "Говорят, но вобщем-то этот факт доподлинно известен, что у жида, пардон, еврея  имелись сбережения, и вот их - то и похитили". " Позвольте, а кто же знал про деньги?" " Ну, сын знал, Мойша. Но сын не может убить отца".
   Однако на следующий день квартальный задержал Мойшу-гимназиста «до выяснения». И судили Мойшу, и осудили в Сибирь. А варнаки Васька аптекарский и Мишка-булочник, продрожав ночи от страха и возбуждения, пересчитывали золото и радостно улыбались: "Заживем, Миха! Вот заживем!"
 

  И плакал Мойша, и рыдал он горько, и холодно было ему в Сибири. Но нет худа без добра: сошелся подросток со странными людьми – социалистами, познал «Манифест» и «Капитал» Карлы Маркса»; закружила Мойшу новая жизнь,
 опасная, вольная, словно пьяная проститутка, и стал Мойша – революционер. Скоро, очень скоро летело время, изменяясь и сворачиваясь змием-искусителем; и октябрьский переворот, совершенный ночью, сделал революционеров правителями большой страны и странного народа. Вот тогда вернулся Моисей в город, где осудили его за несовершенное убийство. Он вернулся туда большим человеком – комиссаром, облаченный властью и страхом. Он вернулся, а мстить некому: уехали, давно уехали главные буржуи и враги народа Мишка-булочник и Васька аптекарский, и тепло им в Париже. Вот от злобы, с досады собрал утром Мойша жителей своего города да и  расстрелял каждого десятого по приговору ревтрибунала. А барабан револьвера напоминал ему клавиши старого рояля.
Звезды прячутся в синем рассвете, не спится, и лобастый лысый человек,   хитро прищурясь, смотрит в зеленую настольную лампу. Белая большая комната почти пуста, здесь только кресло с человеком и французский патефон в углу. Из него звучит «Патетическая соната» Л.Ван Бетховена. В сердце человека скребется надежда; чудится ему, как его друзья – революционеры созидают новую жизнь, без слез и страданий; и тогда он забывает о матовом море крови, застывающем на шестой части света. Гремит «Патетическая», человек пытается встать с мягкого кресла, вытянуть руку, крикнуть – но не получается. Только седая женщина с круглыми глазами осторожно положила руку ему на плечо: «Что случилось?» А лысый человек на патефон смотрит. «Остановить?» - поняла женщина, пошла, сняла пластинку, вернулась. Тем временем человек силы собрал, выхватил тяжелый диск из ее неуверенных рук, бросил об пол. И разлетелась «Патетическая соната» в куски, словно ее не было.                2000 г., редакт. 24. 03. 03.