Прорвалась...

Прорвалась с внезапной силою буря,
Бушевала, дрянь, три дня грозно.
Говорили «депресняк», суки,
Думали, что всё не серьёзно.
Побесилась, да утихла, стерва,
Покромсала мои руки бритвой.
На четвертый день проснулся первым
Среди спящих в моём доме рыбок.
Приоткрыл глаза, размыслил: «Может,
Дурь проклятая заела снова?».
Жизнь среди бумаг и хлебных крошек
Не дает стихов большую прорву.
Приподнялся, посмотрел в окно. Тихо
И темно, луны не видно в небе.
До меня проснулась моя прихоть:
Похоть разгорается во чреве.
«Ты заткнись, мой голос первозданный!
Где часы? Какое сейчас время?
Вон, в углу есть кто-то на диване.
И не спросишь: спит, гад глухонемый!».
Руки покромсал себе, и ладно.
Хоть зелёнкой не забыл намазать,
Чтоб другим уж не было повадно
По моим порезам с ваткой лазить.
Не включить так свет, не встать с постели.
А то ведь проснутся – не хватало ещё!
Сам сопит, храпит фальшивой трелью.
Так ударил б его топором, играючи!
Ну и чёрт с ним! Встал да и пошёл быстро.
Вышел в кухню: грязно, да и тесно.
Здесь вода холодная стоит в канистрах,
Закрывая своей мутью стены.
Поболел, и стал спокоен сразу.
Сам проснулся среди ночи, дурень.
Светится в потёмках морда страстная.
Так и слышно ночью мысли, шум их.
Ты избила меня скорбью, дрянь убогая!
И проснулся ночью, как после запоя.
Свеженький, кривой, и полудобрый я
Умываюсь из-под краника водою.