Сб. социализм в одной отдельно взятой стране своовс

ТРИЛОГИЯ
Я
Я миловидный,
Я смеловольный,
Я настроен на чужие виды,
Я настроен на чужие волны.
Я совершенно истощаюсь физически,
Я расходую практически
Все свои силы во сне,
Моя душа стала больной,
У меня не голова, нет!
У меня Социализм В Одной
Отдельно Взятой Стране.

Ты
И почему от тебя вечно пахнет другим человеком?!

Мы
Мы научились строить корабли из нежности,
Мы научились делать мачты из опыта,
Мы очень удобно устроились, ведь
Мы никогда не кричали в тот век сами,
Всех греческих героев опошлили комплексами,
Себе оставив лишь комплексный обедь,
Прячемся за бородами и усами.
Мы прокляли свободу, летя;
Мы прокляли любовь, любя;
Мы не боимся потерять свет
В темноте,
Мы боимся найти себя.

Давай забудем
Роняем
Счастливо
В воду берёз
Капли слёз
И рассола оливы.
Таем в гулкую древь
Мхом-мехом пенька.
Так хочется
Смехом насытиться в ревь!
Напьёшься из ручейка,
Захохочешься!
Разбудишь зверей песнями в бубен,
Давай пошаманим, скорей забудем,
Что мы - люди!

Надеюсь
Устроили проверку эту - ха!
Кричал, прыгал, давал петуха!
Хрипел лошадью, дразнил, извивался!
Продался - чёрт! - себе продался!
Я сам и все поверили, что я -
Псих, причём неизлечимый,
Не поверили только те двое,
Которые вроде по-женски зовутся -
Комиссия, впрочем, они были в бутсах,
Значит - мужчины.
Сказали, что с нами работать приятно,
Ну, кроме наполеона в пятой.
Однако говорят, замечена халтурка,
Приведите, мол, из третьей придурка!
Товарищи, я как мог тешился,
Я применил всё своё актёрство!
Сказали, что вру, что, дескать, обнежился,
И безумия во мне, дескать, с напёрсток.
Чуть не сошёл с ума наяву,
И знакомый санитар шепнул: держись...
Собираю вещи, девчонкой реву,
Подхожу к воротам, за ними - жизнь.
Вышел туда, где, казалось, смерть...
Вы знаете, и воздух, и сырость здесь те же,
Можно точно так же, как прежде, взлететь
И точно так же пойти ко дну.
Уже год, избегая повесток, надеждой
Живу, что меня не возьмут на войну.

Мама
Мама, здравствуй, как дела, мама?
У меня всё в порядке, я из такой же пряжи,
Как и вы, мама!
О Господи, куда же?!
Мама! Возьмите коробку передач в руки
И включите ход задний!
Я сегодня влюбился, мама, от скуки
Четвёртый раз за день!
Вы вообще понимаете, что происходит?
Пока вы смотрите капитал-шоу,
Ваш сын, мама, с ума сходит!
Грубо говоря, уже сошёл!
Нет, понимания нет,
Несколько дифференцированы поколения...
Мама, на ужин - вчерашний обед?!
Мама, посмотрите на меня!
В физике это называется белое каление!
Мама, чт-что же вы опять в слёзы?
Я-я, мама, простите, я не-несерьёзно,
Я так - подумаешь, влюбился, эки звоны...
Как вы говорите? За батоном?!
Так, где дверь? - Вот она!
Дерматином обмотана...
(Надо сохранить юмор
Хотя бы де-юре)
Так, я уже с той стороны, мамы нет у двери,
Давай, как тебя, Дмитрий! Ори!
Нет, я не животное, хватит!
Залежался в кровати!
Деньги на батон с собой, голова на месте,
Уйду из дома к будущему тестю.
И вы знаете, ушёл! Надулся,
Ругался серьёзным тоном.
Ещё бы!
Впрочем, скоро вернулся
В обнимку с батоном...

Лесная песня
О песня о доме!
О песнь о лесах!
Лесничий - тесак
Лесных анатомий,
В телесных истомах
Корячится враг:
Овражная влага,
Коряжная плесень...
Избавь меня, благо,
От всех лесных песен!

Поэтам или Декларация меня
Друзья!
Пусть я
Весь враздробь,
И пусть моя хлябь
Звучит, как дробь,
Тем лучше, ваш взгляд
Застрянет нА мне
Хотя бы нА миг.
Поменяемся дАвним,
Поменяемся днЯми!
Поэты, птицы пены!
Воспевайте
Белоснежные жизни брызги,
Не дайте
Всех нас замызгать.
И будете бессменны!
И будете бессмертны!
Вы - стихотворец, вашу тать?
Дайте-ка себя почитать...
Угу...
Это ли мерцание?! Это ли ропот
Народа
Перед
Сухой
Пустотой?!
Это ли тусклый сознания опыт?
Это ли счастье рядом с тобой?
Нет, это Пушкин, простите.
Будьте собой впредь.
Как я, с материнской тити
Всосите желание петь.
Короче, хватит вам упражняться
В празднословном остроумии
И острословном празднодумии,
Пора бы и делом заняться!
Надо обеспечить больному народу
Самое простое, сермяжное счастье
А не описывать природу
И прочие любовные страсти.
И только конструкции, никаких любвей
Язык - металл, живой, ковкий
Стреляйте есенинских дюпелей,
Как завещал поэт - Маяковский!

Пётр и Таня
Обнажённое небо роняет слюни,
Странного леса косматый диктат...
В светло-загадочной, пасмурной луни
Мальчик читает стихи, как диктант.
Правой рукою он держит девчонку,
Левой стремительно щупает сердце.
Таня смеётся психически громко,
Петя потеет, куда б ему деться?!
Лет через двадцать под тем самым небом
Встретились, Пётр заметил Татьяне:
"Я вас уволю, избавлю от хлеба.
Мы, наконец, поменялись ролями"
Годы прошли, Пётр несчастен, в скитаньях
Ездит по сёлам, утоп в ревматизме
И в миллионах нажитых, А Таня -
Вот ведь тоже сочетание -
"Добровольно ушла из жизни..."

Студентам
Эй вы! Как вас зовут?
Из Питера!
Пока вы спите, Ра
Весь день гонял тут.
Эй вы! Вам в институт
Пора!
Жара!
О, да!
Сам знаю, и ботинки жмут,
Понятно, что не пряник, господа,
А кнут!
Учение приобретает запах пота,
Учение загубит пыл поэта,
Ещё его загубит работа
И женщина, та самая, вот эта!
Исстонались!
Переучились!
Сменили тональность -
Ушли из училищ.
Теперь
Стихов навалом,
Студент -
Зверь
Жгёт запалом
Чужой сердечный студЕнь.
Нет!
В узах вузов
В наручниках учеников
Снова увели на суд
Множества миров...
Вскрою секрет:
Каждый себя в тоске затаскал.
Один из них стал паяльщиком диодов,
Другой - просто идиотом,
Третий бухгалтером,
Четвёртый - даром, что мужик -
Носит бюстгальтеры.
И ни один стих
Ни один из них
Больше не рассказал.

Совки - поэты тоски
Они бессильны в своём нежелании,
Они невозможны в своём раскаянии,
Их отпускают с приятными пожеланиями,
Обрекая на пожизненные таскания
По бледному свету,
По странному гетто,
По дикому где-то,
По дням без секрета.
Их записали в госпрофсоюз поэтов,
Они разъезжают
По сектам,
Их заряжают
Адепты,
О них говорят:
"Одеты,
Согреты
И вроде бы кормятся шоколадом"
На деле они гуляют голы и хладны
По очередной псевдостране советов.

Греши...
Она звала, звала многих
К своей девственной, тонкой коже
Она знала, что я люблю её ноги,
И руки её люблю тоже.
В её, ангела, непознанный храм
Её лучистой, больной души
Войди грациозно, лиши её прав
И слушай того, кто нашепчет: "греши...".

Когда весь мир утонет в счастье...
Когда весь мир утонет в счастье,
Когда весь мир захлебнётся в радости,
Тогда мы развалимся на части,
Тогда мы, поэты, умрём от старости.

Вы
С жизнью, прямой, как граница Египта,
Вы одолеете многие беды,
Как в сериале, где Зита и Гита
Так не хотят быть семьёй Кастанеды.
Вам не достичь промедления судеб,
Не просочиться в мистический лаз,
Вам недостаточно мнения судей,
Вам недостаточно собственных глаз.
Вы ведь несчастненькие,
У вас дружба - декоративный элемент,
Вам ведь нужны подчас няньки и
Вы так хотите вранья кинолент.
Со временем стану сентиментальным я,
И вы отдохнёте, включив телевизор.
В нём есть особая жизнь - сериальная,
И вы в ней до тех пор, пока не сизы.
Потом - эта глупая кровь и роскошь,
Цветы, фимиам, багровеющий внук.
В такую же точно коробку, чуть больше,
И вы взгромоздитесь над шелестом рук.
Последний путь, в нём любые - истцы,
И вы колыхаетесь вместе с судном...
Забудем. Помыслы ваши чисты,
Деяния ваши подчас безрассудны...

Товарищи!
Товарищи! Я по привычке высокой ноткой
Ору, Владимиром Владимировичем.
Я стою на перепутье миров, и чем?
Единственно - собственной глоткой.
Ногами на вашем пьедестале,
На вашей почётной стали
Многие стоять устали.
А ворваться
В ваши душевные резервации
Легко безо всякой агитации -
Просто в-ораться.
Стать привычным,
Псевдокосмическим,
Звонкозычным,
Бочком-бочком,
Башкой ввинчиваясь,
Себя обезличивая,
Стать божком язычным,
Почти языческим.
Я будувам личным,
Я будувам бич и
Будувам пряником.
Нет, я не к вам -
К вам просто бычьим
Глазиком.
Сюда влазь, и ком,
С горы мчащий,
Минует тебя мельком,
Разорвётся в чаще,
Тех, меня не понявших.
Эх, товарищи,
Тоска-а - утописся!
Жаль, мы не в кладбище,
А то поговорили бы по душам ещё
Лет сто песят!
Ладно, товарищи, вот вам святая вода,
Желаю вам долго жить.
И эту бы суровую кличку выслужить
Вам - Господа...

Плевать
Сегодняшний день - синусоида -
То матом, то "Боги, о, боги! Да!",
И хочется раскрепощённо в кровать!
Потом захлебнулся убогий сонет,
Простыми словами "Нас нет,
Ведь в других нас нет,
Нам просто друг на друга плевать".
Мы счастливы, пока не увидим чужое горе,
Мы поём красиво только в хоре,
Мы только вдвоём хотим танцевать.
А если бы нас каждое заботило мнение,
Каждого отдельного певца пение,
Это был бы не хор, а рать,
В которой один в поле - воин,
В которой каждый сосед достоин,
С которым в битве не в стыд орать.
На этом держится мир - на злобе,
На когда-то выплюнутом слове,
Что нам - наплевать!
И та безысходность, та тупость столетий,
Та нежность, с которой нас запирают в клети
И снова приковывают криком: "Спать!!!" -
Она ведь от жадности и от страсти.
Побольше бы храбрости и старости!
Скорее б забвеньям себя предать!
Так каждый - сломлен, ведь слишком упорен,
И собственным гневом подчас уморен,
Забыв о том, что в правилах жизни
Записаны гнев и страсть.
Теребя свою собственную юность
И лишь для галочки целуясь,
Банально учусь себя понимать.
Я прогнусь, как балка, пойду
Искать, типа, свою звезду,
И только сквозь зубы: "Да вашу мать...".

Кто я? (посвящение Нау)
Ты - кусок листа - из одного конца города в огненную смерть.
Тебя сожрёт наша топка, тебя никто не будет терпеть,
Ты прикинешься мрачным, ты сбежишь со стаей
Твоих белоголовых мечт, мы устали
Быть самими собой.
Возьмёмся за ноги,
Прикуём себя к нашим сердцам,
Будем следовать повелениям радуги,
Неистово кидать камни в отца.
"Будем теми, кем быть запрещает одежда,
Будем рабами - нет!, устроим мятеж - да!", -
Орёт воронья стая с плохо устроеными головами.
Я отрезаю от себя части, глядя на неё, со словами:
"я отрезаю от себя части
леплю из них сержантов
внешней разведки
посылаю их выполнять прокладку
коммуникаций
они не возвращаются никогда
никогда"*
Спасите! Я умираю от счастья!
Я готов быть даже пиратом
Или психом, сидя в беседке.
Быть слабым, быть падким
До грубых оваций.
Спасите, или я не вернусь никогда.
Никогда.
*Строки оригинальной песни

Страна
Страна устраняет странных и слабых.
Страна - женщина, Страна - баба:
В неё ввели чрезвычайное положение.
Слабая страна ищет о себе мнения,
Неудовлетворённая страна ищет себя в интернете
Обречённая страна раздаёт себя на аукционе
Эй вы, дети!
Нам семнадцать!
Пора сделать немножко больше, чем просто чесаться
В скрипе и стоне!
Мы - Расея!
Расея мы!
Давай воссияем!
Ты способна души собрать и рассеять!
Вот почему по свету расселены
Мы - россияне!
У нас уникальное государство!
В нём можно жить, никому не доверяя.
Страна, здравствуй!
Храню тебя я
В биении сердца, в биении сна:
Страна - Страна...
Страна - Страна...

Волк
Я обожаю изматывать себя: мало ем,
Ложусь в час или даже в два,
Вставать приходится, правда, в семь,
И никому ведь на сон не докажешь права!
Наивно жду, пока кто-то,
Чуть меньше любимый, чем мама,
Проронит чересчур ласковым тоном
Сквозь скрип колготок:
"Вставай, Димка, уже рано"
И так хочется потянуться кошкой,
Вспомнить сегодняшний день, умыться,
Взгромоздиться ребёнком на стул без ножки,
Позабыть ненароком ушедшие лица.
Так хочется быть бессильным и слабым
И толку столько ж: ору, кривляюсь,
Захожусь криком, чтобы быть главным
Я не в себе, я в вас теряюсь!
Спасите! Протяните руку, врагов полк!
Мне она не нужна, рука - лишь символ.
Я для вас ягнёнок, я себе - волк
И своим же мясом питаю силы.

Отпуск
Сегодня погода - Во! Класс!
Вышел купить батон,
Загляделся на людей,
Родился возглас:
"Да вам должно быть стыдно за то,
Как вы смотрите на нас, детей!
Вы же сами - дети!
У вас же время растёт по экспоненте,
Вы так ничего и не успели до смерти!"
Если вы завели себе смету на время,
Если вы ездите по делам в авто,
Если вы ограничены только неделей
И не ограничены в знаниях
И памяти,
Напомню вам, что
Всего космоса под ваши начинания
Не хватит.
Не тратьте континуума вы!
Не лейте воду
На не решаемых уродов:
На загадки сфинкса, судьбы,
Бутерброда, природы.
Пожалейте себя, отдыхать езжайте.
Там ёлочка с табуреткой и написано: "300 метров",
А если нож с вилкой или крестик с кроватью -
То это вообще красота - почти Страна Советов.
Уважаемый,
Вам не мешаем мы!
Соберите коллекции
Экзотических болезней,
Читатель лекций!
Накушайтесь,
Лекций слушатель!
Располнейте вы,
Исполнительный!
Напоследок совет вам за шиворот:
Будьте хоть полмесяца в год
Один большой, здоровый рот!
Один живот, набитый шалостью
Будьте зацелованы!
Будьте избалованны!
И, чёрт возьми,
Хоть в эти дни
Не вызывайте жалости!

49 зон существования или 5969 дней
Усреднённые девочки тащатся от "Фабрики...",
Усреднённые мальчики думают о девочках.
Запрещённые дети пускают кораблики,
Среди них будет много лицедеев в очках
Они - будущее нашей страны, наши вещи,
Они не выпадут из наших рук.
Она будет любить его вечно,
А утром окажется просто друг.
Мышцы сердца требуют внимания,
"Бьётся сердце изящным скерцо...",
Растрёпанное чувство бежит на рельсы,
Понимание проблемы захлопывает дверцу
С ещё большей силой, чем её непонимание.
Все те, кто готовы на самоубийство,
Запутавшись в правде, не совершат
Его, они будут метаться неистово,
Пока не вырвут из мозга нужный штат.
Останется 49 зон существования,
Обаяние безумной мумии,
Пара существ: Слова и Я,
И вопрос, кто из нас разумнее.
Останется злоба: Сука - ты, Кобель - я.
Сошли, обозлясь, терпеливые сели,
От вас останется пара клочков белья
И крюк, на котором вы глупо висели.
Вас обсмеют, уж не беспокойтесь!
Вас разделят поровну на общину
И спросят: А вы, вообще, на кой здесь? -
И молча сделают из вас мужчину.
Вы - аборигены исхоженных равнин,
Ваши странные души изъедены поперёк,
Вы никогда не поймёте, что сын -
Это почти что тюремный срок.
Вас необычайно тянет продолжиться
"В будущем, в светлом, в грядущих веках...",
Вашу изнеженную, мягкую кожицу
Вскоре совсем огрубит страх.
Отдавайте ваши странности мне,
Возвращайте мне своих детей -
Я объясню им, я расскажу им все
Свои 5969 дней.*
16.03.03*
*Мой возраст к означенной дате.

После меня (мотивы Нау)
У вас когда-нибудь бывало ощущение присутствия?
Я знаю что вы скажете - у парня паранойя!
А у меня бывало, я ведь вас чувствую,
И знаю про вас всё я.
Вам это надоело? -
Это ваше дело.
Ваше желание вполне законно.
Вы ведь дождётесь, пока я весь выкричусь,
Вы ведь тогда заживете спокойно,
Вы как полковник закрутите ус.
Вы разнесёте себя по публичным домам,
Ваши глазки заплывут слоем жира,
Вы забудете, что такое слова,
И будете хотеть одного - мира.
Но наступит одно - мировая война -
Война не миров, а война против мира,
Вам припомнят чужие грехи сполна,
Вас порежут на части как кусок сыра.
Вы умрёте, не дождавшись,
Пока вам прикажут,
Оптом продав жизнь,
Измазавшись в саже.
Вы вспомните мины, вкус дней,
Запах драки,
А я не увижу картины дурней,
Чем шар цвета хаки.

Постепенно...
Постепенно возвращаются трезвости гадкие
И так же постепенно исчезает благоразумие.
Я сейчас, пожалуй, похож на остатки
Затушенного пенными слезами Везувия.
Я кричал, бесноватый, выламывая пальцы,
Я был нежным и мягоньким, как шторм,
А хотелось всего-навсего остаться,
Полежать измождённым в тени штор.
Я хочу и буду отрицать чувства,
Я пытаюсь сорваться с удобной постельки.
Мои кандалы - моё искусство:
Острыми рифмами усыпаны стельки.
Каждый шаг возбуждает невесомость,
Каждая мысль приносит заразу.
Если бы это была весёлость,
Я бы забыл про неё сразу.
Если бы это наивными буквами
Я весь растёкся по ржавой пыли -
Вы бы прогнали меня, улюлюкая,
Вы бы просто меня забыли.
А я не хочу, я привык не хотеть,
Я буду врываться сквозняком
До тех пор, пока не повесят портрет
И скажут: "А я с ним знаком!"
Ты, обнажённая как табуретка,
Я как паяц на твоём манеже!
Я ненавижу тебя редко,
А обожаю ещё реже.
Я оторву от тебя кусочек,
И проглочу - пусть стоит комом,
Ведь ты будешь первой, кто захочет
Сказать: "А я с ним знакома"

Максимализм
Господи, как же хорошо!
Как же хочется раскидать себя на части!
Сколько же осталось ещё
Наслаждаться?
Что же вы, радостные,
Исписали себя в стишки?
И ходите грустные,
Как мешки
С дустом?
Не надо было себя прятать
За всякими там цветочками и вёснами.
Напрасно себя изжили, ребята!
Задавили себя своими же колёсами!
Я, поставить себя мастак
Вверх тормашками,
Я, готовый славить себя так,
Что вскричит последний торгаш: Аминь!
Я никогда не хотел себя, гордый,
Спрятать в каких-то там веточках, весенних песнях,
Я, насмехающийся над матушкой-природой,
Вижу в прекрасном лесу лишь плесень.
Ту честность, с которой я к вам на "ты"
Вы называете "понты"?
Вы называете максимализмом?!
Спасибо, что не марксизмом-ленинизмом.
Впрочем, нашёлся оригинал -
И так назвал...
Как бы покрасивее и чтоб спортивно
Разбить собой окно, как посуду -
Чтоб всем заметно и противно
Стало от собственных пересудов.
"Убили парня!" - фальшиво всхлипнут
И пойдут дальше играть с жизнью в вист,
Не каждый сможет смотреть: на асфальте выплеснут
Ваш максималист...

Улица злится
Улица злится,
Улица - убийца,
Улица с небом - снобом целуется.
Ощерившись, клацает
Зубами и пальцами,
Волнуется.
Машины кроят воздух на тряпки,
Мечты населения - грязь в водосток,
Ему обжигает босые пятки
Падающий с неба кипяток.
Зачем нам, кстати, поля цветов?
У нас ведь очередной гражданин-паяц готов
Ну, дорогой товарищ, держись!
Мы тебя переламывать
И перемалывать
Будем всю твою жизнь.
Идентичные бабушки с интеллектом первокурсницы,
Которые когда надо плакать - целуются.
От бабушкиной бывшей Алой Веры,
От бывших дедушек с мечтой в папахах
Остался лишь запах,
Как у шампуня - Алое веры.
Как ни странно,
Положение серьёзно.
Волноваться ещё рано? -
Волноваться уже поздно!
Ведь бабушки постепенно умирают
И с каждым часом всё больше.
Вместе с Верой, или за неё, как в Китае,
А новых рождается как в Польше.
Это ты, улица, сделала нас лицами,
Это ты приговорила наших соседей,
Это ты сделала из брата убийцу,
А из сестры - ослицу, да ещё и леди,
Ты убьёшь каждого в его собственном бреду,
Закончится господство человеково.
Когда за нами тревожно придут,
Спасать-то, поверьте мне, будет некого.

Linda to Kate (Мотивы The Doors)
(Авторство не моё. Стихотворение составлено из предложений, написанных на школьной доске к уроку)
I'm going out today,
Shut the door, please.
You should visit this city.
Does your mum come late?
When does your mum come?

Обывательщина
Сегодня раскрыл газету
И тут же в гневе закрыл.
За секунду увидел столько "Про это",
Что муза лишилась крыл:
"Произошёл несчастный случай -
Сбит прохожий от водительской вины:
Водитель занимался любовью сучьей -
С собачкой собственной жены."
Заголовки очередные
О событиях в мире:
"Общество лесбиянок по-прежнему лесбиянится!",
"В обществе пьяных новый пьяница!"
Интервью с новичком,
Полудохлым старичком:
"У вас сколько детей? - Двое.
Один - в запое,
Другой - тоже в запое"
Вот свежая куча:
"Лирические истории",
Которым бы лучше
Гореть в крематории:
"Она - министр,
Он - онанист,
Она стара настолько, что он
Готов бросаться из окон
Он уже не понимает
Её слова - только мысли
А ведь это плохой признак..."
И так далее...
Да чёрт вас всех побери!
Это вы - плохие признаки.
Вы что, себе захотели медали?
За такие истории жизненькие.
Не позволю! Против! Хочу, чтоб молчали.
Впрочем, близятся старые ночки...
Когда-нибудь и я в убогой печали
Склонюсь, следя за вашими строчками...

Я зашёл в избу...
Я зашёл в избу
И запутался в ходунках
Твоей любви.
Она ещё такая маленькая
И только-только учится ходить.
Ты веришь в маркизу,
Утонула в духах,
Говоришь по-французски: "oui...",
Так нежен изгиб руки,
А вокруг - пауки...
Приходит старуха,
Зовёт тебя Раей
И, радостно ухая,
Тебя забирает.
Хочу ответа,
Спрошу, не зная:
"Зачем всё это,
Зачем, родная?"
Ты доишь коров,
На пытку похоже,
А коса, кажется,
От диких ветров
Развяжется,
А кожа
Высушится и сморщится,
Как у уборщицы.
Никогда тебя не представлю
Где-нибудь ещё, как не на небе,
Но продолжают деревенскую травлю
Дети и бабы - ведьмы.
Я знаю, что делать, знаю!
Вырву руки, выпилю сердце!
Чтобы стали лестницей
На твоей дороге в мои дали.
Придёшь, и я не найду слов,
Расскажу нелепый анекдот.
И ты, уставшая, вернёшься в село,
Туда, где не доенный скот.
Вскричу, безрассудный,
Рассветы
Встречая:
"За что всё это,
За что, родная?!"
Уйду по рельсам
В чужие двери.
Оставшись без сердца,
Погибну без веры.

Притча (мотивы Есенина)
Справа от Луны, от Солнца слева,
Сидел мудрый старик - Аллах,
Ковырял посохом куриный помёт,
Не в силах разобраться в самых простых словах:
Знающий и мудрый всегда жмёт руку вору,
Оберегая его от народного гнева.
Идущий с горы никогда не поймёт
Идущего мимо него в гору.
Врагу и другу,
Богам и поэтам,
Младенцам и сжимающим костыль -
Желаю быть мудрым,
Но при этом
Оставаться понятным и простым.

Оставьте его в покое
Всё больше секс-символов,
всё меньше мужчин...
Виталий Вульф
Всё больше живых легенд,
Всё меньше мёртвых.
Жизнь, как печальный агент,
Проходит по именам стёртых.
Так мало осталось злобы,
Так много будет написано.
И строчная скобка, как медная скоба,
Границей печали истовой.
Слуга Союза, Коммунист - вот
Мечущийся пёс Маяковский,
Засуньте эти ярлыки в рот
И молчите лучше, от ужаса скользкий.
Вы - слуги нежнейшего,
Рабы утончённого,
Дети монет,
Хотящие то большего, то меньшего,
Стоящие чуть выше насекомого,
Вам - моё нет!
Он же просил вас не сплетничать.
Звери! Животные! Властолюбители!
На вас не остыла плети печать,
А вы уже в маске распорядителя.
Хоть обраспоряжайтесь, но своими судьбами,
Оставьте в покое детей и великих.
Про вас позабудут, а их не судим мы
И только поэтому светел лик их.

Будет время
Когда Лета подавится собственной скупостью
И Колодец Желаний разберут на дрова;
Когда люди забудут грядущие глупости
И начнут забывать про свои "права";
Когда нежности настолько много станет,
Что ею задавит остатки разума,
И песня любви от себя оставит
Одну кричащую боль спазма;
Когда планета насытится ядерной зимой
И начнёт собирать ядерные озимые,
Когда каждый поймёт, что он живой,
Только потому, что умирать скоро;
Когда смерть будет собирать вором
Наших сердец плетёные корзины,
Когда пол-Земли будет трутом
Разжигать костры и строить шалаши,
Вспомните, как вы сами выдумали будто
У толпы нет души.

Расстроился...
Я сегодня устал, словно хрен собачий,
Я в течение дня барахтАлся на даче.
Иду, лямкой ранца перечёркнутый,
Пишу в блокнот стихи, словно чокнутый.
Какое там время? - Весна! Кругом -
Дрелетрельные переливы, смех за углом.
А меня сегодня как раз отоварили
Парни с измождёнными лицами.
Их изуродованные песни плелись сзади
И прыгали со зданий, не боясь убиться.
Как-то весь целиком расстроился,
Пришёл домой, сел за стол на локоть руки
И обхватил ладонью голову.
Она вся поместилась в ладони этой.
И до этого я думал: Зачем я пишу стихи,
А сейчас я думаю: Ведь я совсем новый,
И уже никогда не стану поэтом.

Золочёный убийца (мотивы Гумилёва)
Когда Крейцер ещё и не думал о сонате,
Да и не задумали ещё самого Крейцера -
Стоял у станка "резкий как "Нате!"";
У него всё было золотое, даже сердце.
Чистейшая позолота
Покрывала всю кожу и даже рукав.
"Это случайно, это - работа", -
Говорил он, фонтаном злата обдав.
Века отливал он злачёные пули,
Счастливый убийца, не знающий правды.
Он думал, что будут заклёпки на стулья,
Беспечно штампуя заряды.
И когда тело очередного искателя выкинут
В яму, украв золочёный снаряд,
Вспомним правду, обречённую на истину:
"Благими намерениями выложена дорога в ад..."

Ежи
Ах, как мы прекрасны!
Ах, как мы изысканны!
В подворотнях рыскаем,
В поисках тупея;
Волнуемся страстно
И так орём, радуясь,
Что солнца попрятались
В степях Челубея.
В машинах под парусом
На мягких скамейках
Лихие семейки
Умчали кататься.
Вернулись "Икарусом"
Без деда и бабки,
У дочери схватки,
Младенцу - шестнадцать.
Такие поездки
Вы интеллигентски-
Изящно зовёте
Поездками в жизнь.
Как только повестки,
Для сына и дочки
Придут - вы в клубочки,
Почти как ежи.
Без всякого изыска
Лежите, свернувшись.
Пока вы нужный,
Вас будут терпеть.
Молочная миска,
Решётки, морковки -
Заменой путевки
В гниющую смерть.

Про пажа
Сейчас сяду, да как напишу!
Что-нибудь, чтоб в меня хоть поверили,
Чтоб услышали: праздничный шут
Развлекается, пьяный ли, трезвый ли.
Люди сядьте, я вам расскажу
Притчу мелочных, ломаных драм
Как мальчишка, подобный пажу,
Вздумал петь от ночи до утра.
Но принцессы, которых не счесть,
Невзлюбили слепого пажа,
Продолжавшего искренне петь:
Госпожа, госпожа, госпожа...
Он без боли прожил сотню лет,
Из принцесс только пара старух
Воздух портят, но новый портрет
Уж скрипит под изяществом рук.
Новых жён, новых девственных лиц
Нарожал затухающий век,
Паж с гитарой всё падает ниц
Под защитой изысканных век.
И поёт. Ни одна из принцесс
Полюбить не способна певца.
Вот ведь боль. Ненавидят повес,
Ещё больше - морщины лица.
Умер паж. Похоронным стихом
Был ему его собственный слог:
"Будь земная любовь грехом.
Тебя любит только твой Бог".

Ещё штрихи к нашему портрету
Мы вояки, пока не увидим противника,
Мы нежны до того, как знакомимся с пассией.
Можем лишь убегать от собаки в кустах ивняка,
Пока кто-нибудь не разорвёт пасти ей.
Тонко улыбаемся, повторяя шутки малолетних гениев,
Если дерёмся - то на "авось", резаком,
Портим шевелящейся картинкой зрение,
Не обращая внимания на мир за окном.
Готовы разрушать собственные шедевры,
Мы сегодня злобны, а завтра плаксивы,
Так кичимся открытиями средневековой эры,
Божественную музыку называем красивой.
Мы сделали из древних мудростей штампы,
А из новых афоризмов - безвкусные выкрики,
И хоть жмуримся под разноцветными рампами,
Но лезем на сцену, самоотверженно дикие.
Мы считаем себя господами Галактики
И придумали даже условного противника.
Не изведав и доли таинственной арктики,
Пытаемся в звёздное конфетти вникать.
Мы совершенны? Конечно, нет, что вы!
И скорее даже наоборот, поверьте.
Сегодня мы по-настоящему готовы
Только к насмехающейся смерти.

Сказка о Вдове и Нищем
Он совершил изящную ошибку,
Влюбившись в чеховский литературный персонаж.
Он не заметил слёз в копилке бледных глаз,
И так не шедшую к её лицу улыбку
И их комическую схожесть интересов,
Просчитанную то ли дьяволом, то ль ей самой.
Ей всё казалось: можно жить вдовой,
Тем более, коль встретишь милого повесу.
Ей - пара туфель, поясок и гибкий стан,
Ему - с иголки фрак и туфли без застёжек,
Упрятав лица средь цилиндров и серёжек,
Они пошли меж шумных, диких стран.
Нашли своё пристанище в лесах,
Отвергнув города, бандитской шайкой,
Она - вдова, он - нищий, попрошайка...
От радости тянуло их плясать.
Он братом оказался, та - сестрой
И нежным утром Бог послал им весть, мол
Вкусившая земного рая станет ведьмой,
А брат-любовник - ведовской метлой.
Ты, встретив как-нибудь старуху, лучше
Проси её, испугов вон гурьбу,
Пускай расскажет про свою судьбу.
Она заплачет, и освободятся души,
И снова на душистой мостовой,
Где пролита слеза вдовы-невесты,
Нет молодого паренька повесы,
А с ней уже знакомится городовой...

Больной век
Больной век:
Уничтожены красные флаги.
Мысли поверх век:
Мы живём в ГУЛАГе,
Ограниченном нашей конституцией.
По нашим лицам ходят бутсами,
А мы обожаем нашего президента,
Ведь мы до сих пор так боимся ответа.
Кровавенькие кусочки растерзанной империи,
Обобщённые признаки могущества,
Сегодня Товарищество на вере
Звучит так же смешно, как имущество.
Военка, беспрекословные шаги
Туда, где люди не отмечены на карте,
В Южную Смерть, где, говорят, перевелись враги,
А население устало от либеральных партий.
Мы способны потерять всю страну,
Мы способны убить миллион человек,
Мы всё рвёмся пойти на войну,
До сих пор избегая её калек.
Мы сжираем свою Родину с огромной буквы
Каждым неверно попавшим словом.
Когда мир уже, пошатнувшись, рухнет
Мы точно будем готовы.
И такие святые, восхищённо спросим:
"А где же наш потенциальный противник?" -
А в ответ: "Погребён", и счастливые Россы
Осознают, что поздно, свалив на будильник.
Мы побудем великими, попаримся веником,
Вспомним гордость, тщеславие, Бога, молитвы.
И выходит, что будем достойным соперником
Лишь когда мы одни на поле битвы.

Универсальный пятновыводитель "Диас"
Мы вкладываем надежды в цвет губной помады,
Мы истекаем в тоске чернилами авторучек,
Мы покрываем себя любовью, как масляной краской,
Мы суём себе в душу чистейший никотин.
Мы покрываемся плесенью от влажных простыней
Или ржавчиной от не менее влажных доспехов,
За деньги пьём любое масло, даже отработку,
Наслаждаемся запахом соснового клея.
Гордимся, когда цвет волос становится смоляным,
Живём, как кажется, на родные нефтепродукты,
Предпочитаем всему прочему красное вино,
А в непраздничные дни обходимся пивом.
Называем себя аристократами, пьющими кофе,
При этом, намазывая на палец майонез,
Пожираем зелень пятирублёвыми пучками,
А слово "яйца" сделали двусмысленным.
Мы умело сочетаем фрукты и овощи,
Но боимся естественного слова "жир",
У нас миллионы сортов разнообразного сока,
Но отчего-то одинаковая моча.
Мы в последнее время любим кровь,
И всё чаще выводим из страны гной,
Мы покрыты сажей как памятью лет,
Выдавая её за обувной крем.
Мы комичны в собственной беззащитности:
Нас всех можно вывести пятновыводителем,
Кроме стариков, пропитанных эпоксидкой,
И младенцев, с ещё не слезшей нитрокраской.
Примечание: Все перечисленные происхождения пятен от губной помады, до вина и крема для обуви значатся в списке потенциальных жертв означенного пятновыводителя прямо на его упаковке. Эпоксидная смола и нитрокраска "Диасу", как следует из той же упаковки, не под силу.

Детство
Сегодня на память приходит детство,
Делать нечего, приветствую.
Печальное детство, как память о том,
Что на кухне стоит остывающий чай.
Как игра с обозлённым котом,
Как провинность, за которую придётся отвечать.
Мне себя жаль,
Я ведь такой гордый,
Я так хочу воплотиться в медаль
И стать знаменитой мордой.
Говорил ведь предок:
"Сынок,
Не ложись в прошлогодний свой гипсовый слепок"
А я лёг.
Ах, родители,  простите за муки,
Вы ведь уже совсем разучились
Сбегаться на тревожные звуки
Из детской комнаты.
Силюсь!
Выорываю!
Пишу стишки, мать их,
Тереблю одарённость, уже мёртвую,
Хватит!
О, эта чертовски смешная любовь,
Зато задаром.
Не хватит зюбов,
Под стать её ударам.
Но я ведь навижу!
Против всех правил!
Как фанера над Парижем
Крылья расправил.
Да и твоя жизнь превратилась в фарс:
Ты всё время показываешь, что у тебя
Всё по-прежнему так же, как было у нас,
Когда мы ещё походили на ребят.
А я уже презираю чувства.
У меня одна рука - Каин,
Другая - Авель,
А в балде пусто,
Не ищите меня, я раскаян,
Сижу в тюрьме
Своих правил,
А иначе гулял бы сейчас где-то,
Сжимал бы все ваши советы
В своей неловкой пятерне.
О, это детство,
Эта трогательная клетка!
Я знаю средство:
Просто уснуть...

Неужели
И когда мой голос
Похабно ухает -
От часа к часу,
Целые сутки,
Может быть, Иисус Христос нюхает
Моей души незабудки.
В.В.Маяковский
Сижу у подъезда,
Наблюдатель облезлый.
Улица - мутный поток самомнения,
Пахнет священным Eau de Cologne,
Ещё пахнет каким-то любезным смущением
И ветхой извёсткой советских колонн.
Кто-то худой, как средний палец,
И кривенький, как белорусские реки,
С заветной мечтой: "Похлебаю щи!"
Кто-то - уже сытый, истёкший в неге,
Насвистывает вальс
Из оперы Евгений Онегин.
Кто-то идёт, и окружающим
Просто так раздаёт деньги.
Вскричал себе: "Готовсь к... Ого!.."
И погнал, теряя рассудок:
Читаю, так сказать, Маяковского
В течение, так сказать, суток.
Проходят мимо, зачем-то хмылясь,
Выкручивают пальцами у висков,
А я извергаюсь в торжественном мыле
И лезу из кожи вон, как из тисков.
Иссяк - и сложился в усталую кучу,
Недоумённо слетаю с копыт:
"Неужели поэзия, могущая мучать,
Не способна изменить мнение толпы?!"

Традиционное послесловие
Заканчиваю сборник, оставляю сам себя с вопросом – последними строчками последнего стиха. Сигналом к закруглению послужила сегодняшняя бессильная невозможность определить свои чувства русским языком: «Ветер яго бугдасто хластал» да одно важное лично для меня событие в сообществе Стихи.ру.