А он просто был...

Потом мы будем говорить, что вовремя с ним кто-то не поговорил...
Старый Свет – Новым Двум...


А он был просто
подростком
дневных неинтересных дорог
Америки.
Которому в нос светил днём грязный
Телевизорный экран из пыли.
И был огромный «крайслер» во дворе;
И жирная собака в миске с супом отдыхала.
Мама крутила в ванной бигуди
И отпивала коньяк и виски,
оттирая мочалкой большие сиськи,
и пела очень глупо: «Бони-М».
А в это время на качалке-кресле
Качался на балконе в Белом доме –
Джимми Каккер, и пил из склянки
апельсиновый преполный витамином сок.
И в кинотеатрах «крутили» Элвиса
В широких белых с золотом портянках,
И потрясала грудями блондинка
Мерилин, зевая от тоски и томы снежными
зубами в сердце всем неопытным подросткам.
Твою ма...
На Манхеттене великом –
Грозным и высоким ликом
Вверх стремились небоскрёбы,
раздвигая небо туч;
И Джин Хэкмен да Роберт Редфорд
били бутылки в барах «Конфетка».
Синезелёные морские Жигули из США
парили по расписанным лимонной пылью
автострадам,
где в тени жадных на добро времён
плясал «товарищ»-Боб Марлей,
сигая сквозь сырой картон да пива дребедень «будвайзер».
И на истлевших скатах гофрированных
северо-южных вагонов гнили вечные
американские мечты...
Заростая сплошь травой и кусючим, писклявым гнусом.
И не было любви...
Она на доллары смениться двести лет назад сумела.
И Вашингтона Джорджа вынуждены были все любить;
А не соседку и подругу класса,
Тупую продавщицу из станции бензино-пистолетов,
Стоявшую с приподнятым бюстом на кассе
и раздавая всем жевачки, леденцы,
киноэкранно улыбаясь всем в трусы мужчинам.
Копаясь ложкой рук в презервативов куче
И продавая центом ниже – за всеамериканскую любовь.

А в магазинах «Большой-большой Дисконт» –
Что в Миссисипи упирались задом,
и передом светились в двадцать с лишним стрелок...
Ходил огромный чёрный кот и выбирал продукты по карману
и гораздо больше, чем мог съесть...
А мыши подыхали в серых грязных и ненужных лужах,
у тропы к войне;
В Китае, Индии, Камбодже, Гималаях,
Индокитае и Въетнаме с Кореей,
мать твою!...

Ты протянула руки к небу
и голый локоть бронзы обратила в
свёрток олимпийского огня;
И острые иголки терновым венком
Вонзила мне в живот и ниже.
И вывернула суть наружу,
а внешность скинула в бурлящий океан пустых надежд,
и променяла страсть – на мыло,
а внутренность – в Лас-Вегас отогнала,
и слила жёлтой гадостью в сортир.
И девки прыгали уныло, завёрнутые в красно-синебелый флаг,
со звёздами другими, не такими, как в совке...
Помпоны жаркие крутили и серебром крутые шляпы
на сцены трёх ковров шутя ронили,
повыше задирая ног;
И лишь миллионеры их «давить» ходили,
и сутенёры брали мразь на абордаж.

Нацисты с чёрными крестами, и в багряной простыне
Стоявший ку-клукс-клан –
громили вечером – еврейские могилы;
и обливались водкой «Брэнди» с серой пополам.
Курили круглые, как пальцы, сигареты – сигары тобишь
Жирные дельцы,
И никому в башку не приходило в белом свете –
Что быть трагичному концу...

Взъе...алась пылкая ракета,
Пробив предутренний туман;
И ни один подросток, ни один старик на свете
не вышли целыми из огненного пламя,
Что объяло землю всю.
И был он очень уж наивен –
Тупой подросток из полночных детективов,
На Майкле Джексоне взрощённый,
Ровно как на коле.
На широчайших джинсах и ковбойской пустоте,
И девушках развратных, почти
                ничем не милых,
Но ядовитой сексуальностью разя...
И капище мормонов, извращённых сект
Где Будду с Кришною перекрестили,
Христом назвав негроидным хлыстом,
И потных злых в лице монахинь духом хилых
пустили Папу навещать на том Земли конце;
и совращать его златым крестом,
чтоб в задницу воткнуть однажды ночью,
и со святым нравоугодьем навеки завязать.

А потом...
Освенцим заново открыть,
И тыщи партий...
Которые у Гитлера находятся в манде.
И перевешать всех, кто изначально – лучше мыслил;
И нового Христа распять на Жанны Д’Арком
Жарком от огня кресте...
Чтоб инквизицию начать.
И праведных сторон позицию с дьявольским
семенем неправедно свенчать, –
и Ложью то назвать.
И всю Цивилизацию –
Свалив костьми шесть миллионов всех евреев,
И миллионы западных индейцев – в ров свалить,
Чтобы Открыть Америку – жратьгамбургерному зверю,
Всех истинных и коренных сожителей земли
В огни и в атом взорванный –
как в хаты Хатыни загнать!!!!

Ему бы дать ОБРАЗОВАНЬЕ!!!!
То, что повыше – Гарварда и Йеля будет, да Принсетона с мегатонной бомбой!
Ему бы просто дать пинком по горлу.
И руки саблей обрубать.
И запретить продажу «порно».
«Титаник» прежде срока весело снимать...
Ему бы в зубы пол страницы книги, и всё о том:
Что надо меру знать!!
И что... заржавленная бомба лежит под кустиком У Нас...
Где срок свой доживает на гравии большой «УАЗ».
И где военные войны видали...
Им их отцы об этом рассказали сорок лет назад.
И девушки давно парней не провожали,
И за вагонами с крест-накрест дверями по рельсам не бежали...
И не худел подворный скот.
И бочка кваса квасом не бежала, когда открылся пулемётный дзот.
И радио вестей не сообщало: «Что вот... Война... товарищи, началась... вот и все дела!».
А бабушки из окон не кричали: «Опять война, опять война!..», и
за занавесками с бутылочкой темностеклянной костями не дрожали;
А грузчики и дворники всех по домам не гнали – когда сирена
Завизжала, что тревога там опять настала, и смерть разрывная близка,
как дважды два!
И Ленинграда речи всё мрачнели, потухая словно свечи,
И бал в Дворце – отложен до сражения конца.
А там в балкон – ударил танк, и сверг на землю балюстраду;
И выставка зефирная с углом цветочного куста
упала ультиматумом военному под ноги.
И раскатилась миром навсегда...
И из лесу тут выполз Леший, ободранный с лишайной бородой –
и протянул солдатам в банке старой – компот берёзовый такой.
Когда упала капля света на утренний паркет вальяжной залы –
И залп последний смолкнул над рекой:
Тебя Я нежно обнимал за талию,
И звал Потанцевать со Мной!...
Мне уголь бил, мороз и снег в глаза – уж столько месяцев, дра-
гая, ты не знаешь.
Как был мне свет немил,
И пуля мозг ласкала,
И висок той красной смертью запылал...
Но помнил я, всё время, что
На свете есть такая, –
Как ЛЮБОВЬ, о да – Любовь!!!
Она над канонадой не смолкала
И возжигала свет надежд всегда и вновь!
И страх вселить никто не мог:
Ни ПУТЧ, ни Хунта, ни диктатор,
Ни злой оптический отрог... где там курок
И снайпер в маске,
готовый к газатаке!..
А так – Война – это дерьмо.
Приймите к сведению – не танцевавшие смертельное Сиртаки!
От ней есть нулевой... лишь только прок!..
Штык, сабля и курок,
И мясо по округе тает в дебрях полусвета.
Тоска – ей имя лишь Тоска.
Она воинственна Поэту!
Она отлучит детку от соска.
Она угробит наши силуэты.
Разрушит то, что ещё есть у нас.
Она хлестнёт за борт такие беды – что всё, что есть сейчас – деньрожденный торт!
И не вернёт любимым их любви поэтов...
И НАВЕКА – ОТКРОЕТ ЛЮДЯМ СЕРЫЙ МОРГ!!!!

Михаил Голинский
2003-03-21
/15:36/.