Сказка о Святой Виолетте

Сатирическая сказка о святой Виолетте
Присказка

Жил на свете дикобраз,
Был как Пушкин он анфас.
И кропал свои стишки.
Восхищались им зверьки.
Так кропал он тридцать лет,
А потом сошёл на нет.
Только сказка не о нём,
Сказка будет о другом.

Серьёзное отступление

В безразмерном теле прозы
Появляются занозы,
Коль на грешный белый свет
Вылупляется поэт.
Хоть поэт поэту волк,
Есть у них священный долг –
Мир прозаиков взорвать
И себя обожествлять.
Средь поэтов есть таланты,
Что кропают фолианты,
А иные графоманы
Издают в стихах романы.
Есть поэты рифмоплёты,
Что доводят до зевоты.
Тех, кто очень складно пишет,
И оценят, и услышат.
Тех, кто пишет кое-как,
Часто любят просто так.
Тех, кто пишет на заказ,
Ждёт мифический Парнас.
Тех, кого не понимают,
Модным словом называют,
Ну, а тех, кто пишет чисто,
Вдохновенно да игристо,
Сердцем, кровью и слезами,
Да горящими глазами,
Ждёт судьба всегда одна –
Непотребная жена,
Тёща, быт, работа, дети.
И забудут о поэте,
Что предал себя в себе,
Покорившись злой судьбе.
 
Несерьёзное начало

В нашей фирменной столице,
Где у всех тупые лица,
Где из окон льётся мат,
А из труб синильный чад,
Жил парнишка, Поцман Юра
С ботанической фигурой,
Весь ледащий, как сопля,
Бледнолицый, как трухля.
В школе знаниям учился,
В двадцать лет ещё не брился,
На носу носил очки
И писал свои стишки.
Мать сынка всегда сюсила,
Нимб над ним везде носила.
А отец считал урода
Вундеркиндом от природы.

На другом конце столицы,
Где народ в метро давится,
Где из окон льётся грязь,
А в подъездах гадит мразь,
Красна девица жила,
И кропала, как могла.
У прекрасной Виолетты
Мать орала в Риголетто,
А отец – автомеханик –
Был для дочки вместо нянек.
Кто читал стихи Виолы,
Проклинал изъяны школы,
И рыдая над строкой,
У виска крутил рукой.
А Виола – чар в глазах,
Феньки-мульки на руках,
Секонд хенды на ногах
Да косички на ушах.

Турнир поэтов

Как-то раз одна газета,
Чей девиз – писать про это,
Объявила на весь мир
Поэтический турнир.
Главный приз – роман писца,
Диссидента и борца,
Критикана русских слов
По фамилии Хайлов.
Изо всех заречных далей
Рифмоплёты набежали.
Собрались у сцены, ждут,
А ведущий-баламут
То смеётся, то икает
И поэтов вызывает.
Вот выходит дед Макар
И читает про пожар:
«Я горел три раза в танке,
А меня ребята-панки
Обозвали старым пёром
И советским волонтёром!»
А за ним, кряхтя как дом,
Появился дед Пахом:
«Я в гражданскую войну
С голодухи съел жену,
У меня во рту медаль,
Получил я лишь пендаль!»
Дальше вышла бабка Тося:
«Я в лесу кормила лося,
У меня есть огород,
Шарик-пёс да Васька-кот,
Я внучат своих люблю,
Подтираю им соплю!»
А за бабкой вышел хиппи:
«Я палач, висю на липе,
Я бунтарь и анархист,
Мародёр и пацифист,
Я свободный, как пантера,
Я шестёрка Люцифера,
Хренотень моя супруга,
Ну, а вы рабы друг друга».
Тут же вышел член Сописа,
Поэтесса и актриса,
И, маша кистями в такт,
Прочитала артефакт:
«Я ничто во тьме собачей,
Надо мной цветут апачи,
В поднебесной центрифуге
Я – развязка Кали-юги».
Следом вышел мальчик Петя,
Что живёт пять лет на свете:
«У меня есть кукла Маша,
У неё есть друг Аркаша,
Жить прекрасно на земле,
Я плыву на корабле,
Мир крестьянам и народам,
Смерть китайцам и уродам,
У меня есть две игрушки
И четыре погремушки!»
После Пети вышла Нина,
Тридцать лет уже невинна:
«Я в любовь не верю, нет.
Мне не мил, ни бел, ни свет!
Я умру, но не отдамся,
Вам, мужчины, не продамся!»
Следом вышла кукусиха
И читала очень тихо:
«Я в толпе тебя искала,
Пролила я слёз немало,
Ну, а ты не приходил,
Сволочь, падла и дебил!
Всё равно тебя люблю,
В сердце образ сохраню,
Ну, а ты меня забыл,
Сволочь, падла и дебил!»
Следом вышел член ЛИТО,
Начал он читать не то:
«Ураганы, ураганы,
Бури, хмури да бураны,
Замели-то, замели-то,
Помоги мне, мескалито!»
Дальше вышел юморист,
Хам и карикатурист:
«Мне Маруся не дала,
Я подсунул ей козла.
Мне Наташа отказала –
Руки плохо раздвигала.
Я закрылся в туалете
И отдался дяде Пете!»
После был другой поэт,
Он назвался Муравьед:
«Я пишу, пишу, пишу,
А потом писло чешу,
Тут чешу и там чешу,
А потом опять пишу!»
После был ещё поэт,
Кучерявенький Арлет:
«Ой, моя примёрзла карма,
Ой, моя отвисла дхарма,
Я танцую в стиле Рейки
На поляне в телогрейке.
Хочешь быть красив и юн –
Выпей залпом мой цигун,
Есть проблемы с девой в акте –
Закуси феншуем бхакти,
Я пою Кобзоном мантры,
Я адепт помойной тантры,
Уругвайский массажист
И с рождения буддист!»
Вот и очередь Виолы,
Чья стихия – не приколы:
«Море неги листья рвёт,
Давит кроны ласки гнёт,
Я охрипшая осинка,
Ветра вольного пылинка,
Не люби меня, не надо,
Не ласкай, мне мало ада,
Уничтожь во мне Дриаду,
Задуши во мне Наяду,
Я сама не выпью яду –
Напои меня, так надо!»
Следом вышел Поцман Юра,
На лице его культура,
А в глазах его харизма
Критикана сионизма:
«Мой народ, сыны Христа,
Вас пинают неспроста,
Кто не с нами – атеист,
Кто не с нами – сатанист,
Я всажу в их тело меч
Со своих могучих плеч.
Я им в души наплюю,
А плеваться я люблю.
Я за предков отомщу,
Я по миру всех пущу,
Буду я опять распят,
Буду челядью проклят,
Вам свою отдам я кровь
А потом воскресну вновь.
Мой народ, Христа сыны,
Смерть отродьям Сатаны!
И взорвусь я над землёй
Вифлеемскою звездой!»
После Юры вышел Гриша,
А за ним полковник Миша,
Шли поэты косяками,
Издевались над стихами,
А ведущий изнывал
И поэтов проклинал.
Наконец, пятьсот поэтов,
Прочитав пятьсот сонетов,
Ждут решения жюри,
Как девиц богатыри.
Вот ведущий оглашает:
«На турнире побеждает
Королева всех поэтов,
Комарова Виолетта!»
Все поэты загалдели,
Стариканы пропотели,
Бабки брызгают слюной,
Юра бьётся головой,
Девки пятнами покрылись,
А завистники взбесились.
Виолетта Комарова
Получила приз Хайлова,
Сам Хайлов ей руки жал,
Десять раз поцеловал,
И сказал такую речь:
«Со своих хайловских плеч
Книжку ей свою дарю,
Комплименты говорю.
Лишь её одну из всех
В жизни ждёт большой успех,
Ведь её стихи – красивы,
В них душевные мотивы,
На Руси лишь тот поэт,
Кто несёт душевный свет!»

Успех Виолетты

Так, без мазы и без блата,
Без финансовой оплаты,
Без гадальных Таро карт
Посетил Виолу фарт.
Все её стихи издали,
В три недели распродали,
А потом припёрла слава,
С ней известность и халява,
Телевиденье и роли,
Зарубежные гастроли.
Все её стихи читали,
Восхищались и рыдали.
Чтоб они весь мир нашли,
Их сто раз перевели
На английский и французский,
На китайский и этрусский,
На латинский, на санскрит,
На арабский, на иврит.
Фото стройной Виолетты
Все журналы и газеты
Каждый день публиковали,
И под ним всегда писали:
«Комарова Виолетта –
Королева всех поэтов,
Наша топная модель,
Лошадёнка и газель,
Наш секс-символ и краса,
Наша русская коса!»
Виолетта обурела
И слегка осоловела
От своей межзвёздной славы,
От немереной халявы.
А другая бы зазналась,
Да в плейбое раздевалась.
Но Виола вся скромна,
Лишь себе самой верна,
Подарила свой успех
От души на благо всех.

Зависть Поцмана

Юра Поцман лез на стены,
Выл, как будто от гангрены,
Как Юрасик не пытался,
Никуда не пробивался.
Все его стихи читали –
И подальше посылали.
Он кричал, что патриот,
Что за ним его народ,
Что за ним его отец,
Тоже Поцман и писец.
Он орал, что всех забьёт
И до свадьбы доживёт.
Был Юрасик скандалистом
И продался журналистам.

Вот однажды газетёнка,
Чья паршива работёнка,
Издала одну статью
Про Виолину семью.
Юра Поцман написал:
«Господа! Какой скандал!
У известной поэтессы,
Что катает псевдопьесы,
Мать – валютная путана,
А отец – адепт стакана.
Мать её давно уже
Ходит ночью в неглиже
На распутную прогулку
По Тверскому переулку!
А отец не легитимный,
Алкоголик анонимный,
С бандюками хлещет водку
По Тверскому околотку!»
Подписался Юра наш
«Александр Барабаш».
И на эту злую утку
Про мамашу-проститутку
Пол-Москвы купил Юрасик,
Правда, только лишь на часик.
Поцман понял – надо дальше
Утопить в правдивой фальши
Комарову Виолетту,
И в центральную газету
Продал гнусный матерьял,
Заварив крутой скандал.
И в «Масонской комсомолке»
Вместо Поцмана в футболке
Поместили Виолетту
Без футболки и корсета
С депутатом в неглиже
На прекрасном монтаже.
Подпись гнусная гласила:
«Вот она мужская сила,
Депутат из Подмосковья,
Не взирая на здоровье,
Занимается газетой
С Комаровой Виолеттой!
Вот поэзии изнанка,
Вот Виола-куртизанка,
Так творят нам всем препоны,
Так лоббируют законы,
Так давно продали честь,
Вместе с неё всё, что есть,
Так крутые депутаты
Тратят нашу часть зарплаты.
Так распущенность, разврат,
Извращение и блат
Правят нашими умами,
Стыд, позор такой-то маме!»
Юра Поцман не ленился,
На ТэВэ он обратился,
Продал видеокассету,
Где девицу Виолетту,
То бишь сходную актрису –
Голозадую Ларису –
Занимают мужики
Под Виолины стишки.
И в программе «Тёмный свет»
Показали сей сюжет.
Грязь упала на Виолу
И совсем не по приколу.
Мать её шагнула скоро
С крыши дома от позора.
А отец напился в дым,
От позора стал седым,
Ночью пьяным он гулял
И попал под самосвал.
А Виола, ночь проплакав,
Веря в силу зодиаков,
Утром слёзы утерла,
К ясновидящей пошла.

Виолетта у ясновидящей

Сто свечей коптящих в ряд
В тёмной комнате горят.
Запах ладана повсюду,
На столе с водою блюдо
И хрустальные шары
Для магической игры.
Амулеты, талисманы,
Торы, Библии, Кораны,
Руны, карты, гороскопы,
Перья, кисти, микроскопы.
Посреди всего – колдунья,
Дворничиха баба Дуня.
Здесь её зовут иначе –
Госпожа волшебной чачи,
Беатрисса Эвольвента
Исидора Сакрамента.
Виолетта платит ей
Сорок тысячей рублей.
И колдунья говорит:
«Дочь моя, тебе грозит
Твой навеки злобный враг,
Он хитёр и не дурак,
Он завистник и ханжа,
Он зарежет без ножа.
А фамилия как вымя,
А его христово имя –
Крест тебе я свой даю –
Начинается на Ю,
А кончается на «эн».
Он поэт и мачомен!»
Виолетта вопрошает:
«Почему он мне мешает?
На него подать мне в суд?»
«Нет, законы не спасут!
Я могу тебе помочь,
Ты моя христова дочь,
Дам тебе я амулет
И отправлю на тот свет
Твоего врага-поэта,
Комарова Виолетта!»
«Нет, не надо на тот свет!
Он ведь всё-таки поэт!» –
Заступилась Виолетта.
«А других гарантий нету!» –
Возразила тётя Дуня, –
«Вот наступит полнолунье,
Совершу святой обряд,
Сто свечей поставлю в ряд,
Съем гадючную змею,
Отмолю твою семью,
Выпью крови попугая,
Вся разденусь донага я,
Духа вызову огня,
Он послушает меня,
Принесёт он мне врага
И разденет донага.
Я его убью кинжалом,
Проколю пчелиным жалом,
Насажу его на меч,
Кровь рекой заставлю течь.
А душа его в аду
Превратится в какаду!»
«Нет, не надо, это страшно
И к тому же бесшабашно!» –
Возразила Виолетта.
«Будет шабаш по сюжету, –
Заступилась тётя Дуня, –
Я же всё-таки колдунья!»
Виолетта лишь простилась,
В дом печально воротилась
Передумала молчать,
И решила в суд подать.

Суд над Поцманом

Самый лучший адвокат –
Дяди тёти Юры брат –
Взял защиту на себя,
Не за бабки, а любя.
Генеральный прокурор
Начал спор, потупив взор:
«Поцман Юра – это лжец,
Провокатор и подлец,
Девку он оклеветал,
Он мерзавец и нахал!»
Спор продолжил адвокат:
«Забери слова назад!
Поцман Юра – молодец,
Он за истину борец,
Виолетта – потаскуха,
А её маманя шлюха!»
Спор продолжил прокурор:
«Это гнусный разговор!
Поцман Юра – сущий врун,
Он потомственный пердун,
Факты он подтасовал,
Он задрыга и вандал!»
Спор продолжил адвокат:
«Я как дяди тёти брат,
Заявляю – Поцман Юра –
Наша русская культура.
Перед Богом Юра чист,
Как бумаги белый лист!»
Спор продолжил прокурор:
«Поцман Юра – хам и вор!
Осудить нахала, ведь
Он нарушил заповедь!»
Адвокат продолжил спор:
«Ты – продажный прокурор,
Я священный адвокат,
И за мною шесть палат!»
Спор продолжил прокурор:
«Ты прыщавый солитёр,
Я закона поводырь,
Ты – топчан и нетопырь!»
Адвокат схватил топор,
Папку с делом – прокурор.
«Ты свинья!» «Нет, ты свинья!»
«Я судья!» «Нет, я судья!»
Наконец, азартный спор
Мигом кончил приговор:
«Я, законная судья,
Не мерзавка, не свинья,
Заявляю – подсудимый,
Мной ни капли не любимый,
В клевете виновен он
И к позору пригвождён!»
Юра Поцман заорал:
«Адвокат, ты обещал,
Что меня освободят
И ни в чём не обвинят!»
Адвокат пожал плечами:
«Все вопросы к вашей маме!»
Юра Поцман зарыдал
И судью заумолял:
«Я покаюсь перед Богом,
Пусть меня он судит строго,
Больше так не буду, нет,
Пожалейте, я поэт!»
Но, увы, его мольбы
Не услышал бог судьбы.
И судья лишь продолжает:
«Подсудимый кодекс знает,
Вот и пусть пеняет он.
Ты, поэт, приговорён
За тягчайшие деянья
К высшей мере наказанья!»
Юра Поцман бьётся лбом:
«Обещали же дурдом,
На худой конец тюрьму!
Почему же, почему?»
Два мента его хватают
Да из зала выдворяют.
Вдруг заходит Виолетта:
«Подождите делать это!
Я, как главный обвинитель,
Заявляю: пощадите!
Он же молод, тридцать лет,
И к тому же он поэт!»
Юру тут же отпускают,
Дело быстро закрывают.
Юра, воя как шакал,
К Виолетте в ноги пал:
«Ты, святая Магдалина,
Перед Богом ты невинна,
Я теперь должник твой вечный,
И слуга твой безупречный!»
Промолчала Виолетта,
Не взглянула на поэта
И ушла тихонько в даль,
Сохранив в груди печаль.

Как же так?

Удивится наш читатель:
«Как же сказочный писатель
Из солидного ЛИТО
Накалякал чёрте что?
Вся история – лапша
И не стоит ни гроша.
Нет начала, нет конца,
Нет пролитого яйца,
Вся история чудна,
Не в ней мудрого зерна!»
И читатель хочет знать:
«Как же сказку понимать?
Ведь она совсем неверна,
И к тому же лицемерна.
В ней ни слова правды нет,
Нереален в ней сюжет,
В жизни всё совсем иначе,
Не над теми в жизни плачут,
В ней суды несправедливы,
А поэты некрасивы!»
Ушлый сказочник икает
И спокойно возражает:
«Дорогой ты мой читатель!
Ты, увы, не обыватель,
Понял то, что не понять
И ушами не объять.
Это, милый, только сказка,
В ней совсем иная краска,
Это выдумка писца
От начала до конца!»

Десерт

Смейтесь, алчные свирели,
Пойте, птицы-коростели,
Зайцы вечные, скакайте,
Чудо-ушками махайте!
Сказка может быть серьёзной,
Радикальной, одиозной,
В ней всегда полно фрустраций
И брутальных имитаций,
Сказка – квинта бутафорий,
Конъюнктурна априори,
Гениальна где-то как-то,
И убога лишь де-факто,
Толерантна лишь де-юре,
Девальвирует культуру,
Дефлорирует умы,
Зарекает от сумы,
Интегрирует надежду,
Аннулирует одежду,
В ней любой сирийский поп
Атеист и мизантроп,
А любой философ – циник
Извращенец и сангвиник.
Лейтесь, сказки, между строчек!
Набухайте, сливки почек!
Верьте в сказки, господа,
И не верьте никогда.
Мой читатель, не скучай,
Наливай-ка лучше чай!