Геннадию Жукову

Опять она. Каким бы эликсиром
ни обесцветил буйный локон век,
какой бы нитью по чужой канве
ни вышил контур гордый, и курсивом
каким бы ни чертил инициал,
за влажным лоском календарной даты,
за светотенью времени всегда ты
ее в любом обличье узнавал.

И что тебе представленная странной
согласных смена в имени и лет
неясный грим. Ирэн, Инес, Орлет..,
она была и остается Анной,
а ты - дивноголосым соловьем
в ее ночи, и будь мир трижды точен,
ты сохраняешь массу многоточий
в неравносложном пении своем.

Итак, опять она. И ретивое
блажит, светлеет твой усталый взгляд;
да станет ночью синего угля
ночь-самоцвет. Вас в мире только двое:
она и ты, все прочьи - муляжи,
искусно вами слепленные тени,
пустые буквы перечня смятений
души, достойной бескорыстной лжи.

Что вам до них - с громоздкостью видений
не единят вас общие лучи,
не им под силу вновь вас разлучить -
всегда вдвоем, как некогда в Эдеме,
остаться с веком вам накоротке.
И, знать, вольно, пренебрегая датой
календаря, петь вечность, бард брадатый,
тебе, и пить любовь в любой строке...

Опять она. Пусть ночь идет на убыль,
струится локон, пышен, но не смугл,
однако ту же алую тесьму,
что прежде, носят платия, и губы
твои находят альбы перелив.
Опять о ней, о вечности, о саде
уже далеком... Тихо по мансарде
крадется утро, явь царит в пыли.

По сфере свода катит Феб в рыдване
златом, ни дать, ни взять - митрополит.
Осушит скоро донышки палитр
ночных рассветный жар, и ты едва не
поверил в иерархию утрат,
как верят боги старому ваганту -
тот в чем-то прав, но ведомо ль богам то,
что ночь твоя мудрее их утра?

1999