Типа манифестик

Почти банально, что стихи – для воссоздания, "конденсации", "объективации" еще не освоенной нами реальности, часто неудобной, дикой. Какими средствами?

Я ужасно люблю строчку Ахматовой:
«По мне, в стихах все быть должно некстати».

Попытавшись отнестись к ней серьезно, обнаруживаем удивительную вещь. Для удобства приведу этот хрестоматийный текст целиком.

                * * *
Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.

После этих слов трудно заговорить. Начинаешь – изменившимся голосом.
Мы находим здесь почти ту же мысль, что высказана выше: стихи «растут» не из желания их писать или социального заказа, а из столкновения с еще не прирученными проявлениями реальности. Истинная доминанта – «когда б вы знали, из какого сора». Это гениально выражено (особенно люб мне «сердитый окрик», да и дальше…), но революционно лишь по отношению к реалиям 1940 г. (время написания). В действительности, очень близко к истокам акмеизма. Идея эта хорошо усвоена поэзией ХХ века, а примеров сколько угодно и раньше.

Неудобство стихо-творящей реальности – иная мысль, высокое выражение которой можно найти в другом стихотворении из того же цикла Ахматовой.

А теперь скажу нечто более крамольное и уязвимое. Я люблю третью строку, вырванную из контекста. Так она радикальнее и острее. Примеров следования ей немного. Опыты футуристов – слишком нарочиты, то же можно сказать о всяких постмодернистских штуках. «Некстати» – что-то более тонкое, непреднамеренное, органичное. В какой-то мере соответствуют этому некоторые стихи Мандельштама – середины 20-х и совсем поздние; читатель, наверное, добавит свои примеры. Между тем, в других искусствах, особенно, в музыке и живописи, примеров можно найти больше.

Почему? Похоже, что гармоническая ткань стиха – более хрупкая. Так, если следовать этому «завету» буквально, стих не родится, а если бросить всё это на холст, есть шанс, что что-то получится. Хотя, как знать. Возможно, в музыке и живописи не легче найти хорошие примеры …

К чему я об этом? Вернемся к началу. Стихи как средство конденсации и освоения сырой, еще не пойманной реальности. Наверное, они не для того (не только для того!), чтобы эту реальность немедля переварить и целиком гармонизировать. Скорее – схватить: «Попалась!!!» и уже больше не выпускать, повернуть к ней прежде скользивший над и сквозь взгляд культуры, сохранив частично ее «сырость» для продолжения душевной работы. Какие средства тут потребны? Я чувствую, что одно из мощных – нарушения классической гармонии, гармонии всех модальностей и видов, – ведь гармония эта рождена от уже освоенной части реальности! Но, как сказано выше, стих не должен распасться. Значит, его энергетика должна быть настолько сильной, чтобы сохранить ему «жизнь». При этом гармония возродится на ином уровне, будучи выстраданной, никогда не побеждающей легко, и даже, пожалуй, не побеждающей окончательно. Это скорее взаимоотношения с вольным зверем, чем катание на карусели, сидя на деревянной лошадке, или кружение в вальсе.

Сказанное нужно дополнить хоть каким-то примером, пусть не стихотворным. И вот мне приходит на ум Альфред Шнитке. Классически-гармоническое в его музыке непрестанно перебивается и пародируется (вообще, – становится объектом), но из его взаимоотношений с «сырой» реальностью возникает какая-то более высокая – не окончательная! – гармония. Или не возникает.

Ох, но ведь это опять постмодерн!!

Нет. «Некстати» не сводится к активизации отношений с гармонией. Оно – где-то между Сциллой небрежности, Харибдой манерности и какой-нибудь Хариллой экспериментаторства и не имеет общего ни с одним из этих чудищ.

Оно – результат обращения к свободной языковой стихии за средствами контакта с новой реальностью.

Так и не так. Стихам противопоказаны манифесты. Когда рождаются вторые, первые умирают. «Некстати» нельзя вырастить, а культивирование его ни к чему хорошему не приведет. Оно – высший полет поэзии и редкий дар свыше. Мораль же: снисходит на того, кто готов и не боится. И умеет отличить признаки этого дара от признаков небрежности или позы.

«Так где же, наконец, примеры?» – спросите вы. Я избежал их, чтобы на различия во «взглядах на поэзию» не наложились вкусовые. Может быть, читатель приведет их сам, а может, сочтет обсуждаемый повод ничтожным, вздорным или тривиальным.

А что за «удивительная вещь» была упомянутая в начале? Вот что. Фраза о «некстати», произнесенная Ахматовой с заметным кокетством, не усиливается, а ослабляется контекстом стихотворения, и нам приходится пересаживать ее и взращивать на искусственной почве. Удалось ли хоть что-то?