Между нами...

1.Крылья.
Когда прорвется кожа над ноющими лопатками, когда в сукровице и трубках лопнувших сосудов появятся бесформенные, пока еще, птичьи крылья, белый подоконник станет единственным местом, куда стоит спешить. Оглушительно  резко ветер разбросает оконные рамы в стороны, и битое стекло войдет в босые подошвы как хрупкие льдинки, тогда одним рывком крылья выпрямятся и вспыхнут многоцветием личной ауры.
Кожа вновь приобретет румянец, губы - сладкий привкус, а кости - гибкость. Волосы закрутятся в жесткие спирали и
алые, малиновые коготки никогда не сломаются о бытовые проблемы.
Душную ленность августовского воздуха сменит быстрая сокрушительная гроза, непостижимая, как женская истерика,
и только тогда, когда я забуду дорогу домой, ветер, ворвавшись в уши песней Макаревича, напомнит тебе
о том, что любить меня все-таки стоило...

2.Морская.
Море билось с настойчивостью буйнопомешанного о неизбежность каменного берега. Море глотало звезды и луну
огромным вязким чудовищем, и выплевывало утонувшие за ночь тела, не желая делить тьму глубин с человеческими
созданиями.
-- Я принесу тебе луну.
Я сказала.Промолчала, повторила, пробуя слова на вкус, как морскую соль.
Ты, кажется, ответил, что я люблю крайности, но это была неправда.
Море было со мной согласно, его тоже привлекала бескрайность.
  Ты взял толстый кусок каната и связал мне руки за спиной. Нежно толкнул к обрыву и стал похож на собаку, которая
не ест сухую траву, но валяясь на душистом сенном покрове, не собирается им делиться.
Ты ревновал меня к морю, к себе, к гладким черным камням, о которые я полировала обнаженную спину как кошка под лампой.
-- Ты никогда не думаешь о том, что будет дальше...
Сказал...
-- Ты сводишь меня с ума своей непредсказуемостью.....
-- Ты очень опасна для того, кто хочет покоя...
... Море уже ждало меня, волнуясь как любовник в ожидании первой близости с обажаемым обьектом.
А я была еще одной ракушкой, куском гальки, следом чаек на песке.
Я была углем, железной гладью меча, взрывоопасным веществом, сосудом, полным пороха.
Ты боялся взорваться мной, а море идеально подходило для места, где можно меня спрятать.
Войди в меня, море, покажи, что должен был сделать он, если бы помнил, что любить меня стоило...

3.После войны.
Когда мы вернемся с войны, то окажемся друг другу чужими. И грязно-зеленые городские деревья акации осыпят
нас цветочным снегом.
Когда я войду так внезапно в маленькую комнату, то тихо зазвенит тонкий фарфор кофейного сервиза.
Я сниму с себя латы, отложу щит, изрезанный царапинами от чужих алебард, брошу на кровать тяжелую ношу меча
и распущу волосы.
Ты скажешь мне, что очень ждал, но я не смогу поверить в это когда вернусь с войны.
Ты будешь стоять у окна, выходящего во двор, наш старый двор с поломанными качелями, беседкой, детьми и
соседями. Ты будешь стоять у окна так, как и пришел - в железе потускневшей брони, с боевым топором у пояса,
и шлемом, закрывающим свет глаз.
Ты закуришь, звонко сбросив железную кованную перчатку и чуть приподняв шлем, а я уже пойму, что сталь брони
заменила тебе тепло человеческой кожи.
Я встану и пойду в поисках новой войны, безоружная и босая.
А ты больше не выйдешь из дома, не снимешь броню панциря и не поймешь, что война - не женщина, а ты изменял
мне с ней.

4. .......
Я подумаю обо всем этом за короткую секунду судорожного сжатия сигареты в руках, которые отлучили от
соприкасания с тобой.
И тогда утренняя кухня наполнится морем, войной и ветром.
Я почувствую боль под лопатками и сорву с себя кофту, чтобы не смять крыльев.
Я открою окно и смогу забыть о том, что любить тебя бессмысленно...
... А потом холод осенней ночи разорвет истошный крик грома, приветствуя бешеную страстность грозы...