ч. 3 Яблочный город

       Кружится метель, снега липкие ложатся на землю, а под ними природушка спит, отдыхает, сил набирается, чтобы дивное лето весною узнать, пробуждая себя для забот и хлопот обыденных.
       Посередке земли, незаметно живет себе поживает город один, да не простой себе городишка, а яблочный. Жильцами в нем домишки,самые что ни на есть живые представители яблочного народа.
       Петляя истоками улиц, тревожится неспокойная соков река.
       Нависают тучи над яблочным городом яблочными тенями.
       Не знают, не ведают путники, проходящие мимо, что
       рядышком с ними путешествует всегда этот город.
       Густая листва сокрыла от глаз моих тайну, только я-то
       заметила это и листочки руками тихонечко развела.
       Видимое и невидимое стало проясняться, и в памяти моей
       и вне ее пробудились путешествия детства.
Пошарясь в кармане, нашла ту самую дыру, в которую я положила свои приключения и достала листок, выброшенный за ненадобностью тогда. Теперь же он может и пригодиться. Разворачиваю, а в нем лишь мое отражение. Что делать, не знаю. Но все-таки любопытничаю, рассматривая его и отворачиваясь в нем одновременно.
       Хлопнули в ладоши глаза, разинули рот руки, уши насторожились... Все замерло...
       Разве можно так волноваться? Фух, отдыха сердцу нет, бьется пристрастное, боится, наверное, оттого и трепещется на все лады.
Кровушка туда-сюда бегает, гоняется за привидениями что ли? Убегает в пятки душа, глюками упрощается зрение, нервничая в темноте, потому что сознание отключается там, где пределы в магистралях проложены. Чуется мне, что придется многое умолчать, однако кое-что все-таки расскажу, самую малость.
       В нескромные времена, бесстыдники и бесстыдницы породили условия для себя. Вроде бы, дело сделано, а ногами они уперлись в самое небушко. Стало день ото дня прокисать оно, морем становясь.
       Хитрые помыслы тайные затонули брегами высокими, и воспрянули вредные существа. Стали вредить они полегоньку.
       Мир незнаемо был тогда мал еще, а потребное в нем жатвы жать начало до времени сева.
       Наусупились лица, нахворобились станы разбойные и давай утешаться наречием. Не прочтенное в грамоте, не пройдённое бременем навострило бега свои и пустилося вскачь.
       Долго ли, коротко ли - небо молчит, а земля упивается, кровушку сочную пьет, усмехается и нарочные силы сбирая, поет о себе.
       Пляшут в кругу своем тени небесные, да плюются словами дела. По всему миру ветры беснуются, штормы гоняя мурашками.
       С той поры повелось говорить, тратить силы, желания, есть,помышляя о главном.
       Пришлые неказятся своим, и не сходится на припеве их песня. Сторожится за морем весна, оглушая стенания громом. Нервничают на земле такой сны.
       Радужная суета просыпается лишь, то сбегаются горести в ручейках и безмолвная нищета, уповая на талость, разбегается прочь в разные стороны. Строятся производные города, множа мир, разделяя и властвуя.
       Возьму-ка я черпачок, что-то в горле, видимо, пересохло, выпью за терпение свое и далее расскажу...
       Навалилась гора на причины историей непочинных миров неприкаянных меж собою. Детские сказы сказалися, теперь взрослым пора.
       Говорить-то нельзя, про такое не скажешь, что скажется самое.
       Земля была круглая - дура по природе вещей и гармонии пьяной грамоты, где по фиге на отрасль бесхозяйствия отошлось каждому отроку.
       Взялись эдак недруги дружиною и построили дамбу себе от себя укрываяся. Только соки-то изнутри забродили, пьяным хмелем рассадушка на полях возвелась и раскинулось в океане смятение.
       Сбросились скалы на отмели, и посыпались галькою берега, ум за разум, да в ночь еще день - пресмыкается пред собою душа.
       Что не кто, не родит себя сам, потому расторопнее всех, на ребре своем нацарапал слова, кои страшно сказать даже вслух, а в исконе-то жизнью прикинулись, стали правды служить и неправды доро;жить.
       А меж тем упрощенное усложняется и становится свету темно, а светает лишь к вечеру, когда спать пора начинается.
       Я не сплю теперь, вот и вызнала, что по чем ныне ходует, и чего в самое себе значит, и за чей счет итоги расходует. Дал - взял, взял - дал, робости нет, сила тревожная машет мечом и кусается изнутри уже. Дать бы по носу ей.

       Не мила мне печаль упованная, не хочу брызги помыслов есть, напирая на вымысел подтишка, воспротивилась стать.
       Ну да ладно, чего уж там, потихушничаю еще сколь понадобно мне самой...