Мёртвый мир

        (Посвящаю Егору Летову)

Светились глаза блеклым чувством потерь,
Слетались синицы клевать чёрствый хлеб,
Смывал ливень краску с обугленных лиц,
Сидел шизофреник у зеркала в ночь.
Под крики безумных кусков тишины,
Что падали в небо, как камни на дно,
Ко мне приходили кошмарные сны
И делали мне терапию огнём.
Разбито стекло и раскрыта рука;
Крамольные мысли, да некуда деть!
Но кто-то остался в тени помечтать
И ждать, что наступит счастливый конец.
Распятье твоё на оконном стекле,
Ты в яму стекаешь, как Время с краёв,
Но всё ж улыбаешься, видя меня,
И взгляд твой счастливый мне выстрелил в лоб.
Я взял в подворотне тяжёлый кирпич
И стал пробивать им вокруг черепа,
Чтоб зло улыбнуться и вытащить мозг
И сущность его на стене прочитать.
Могилу копает, кто любит меня,
Кто хочет, чтоб я превратился в консерв
И в баночке плоской был подан на стол,
Он любит меня, не умея любить.
По крышам катилась моя голова,
Скрываясь от северных ярых ветров;
Я молча спускался по лестнице вниз,
Чтоб вновь в чистом поле ромашкою стать!

Горели огнём стены тонкого льда,
На трубные звуки сходился народ,
Чтоб выдумать новую басню про явь,
Чтоб похоронить в бюллетенях себя!
На кладбище ночью я прячусь в траве,
Чтоб выпить твою невралгию до дна,
А после подняться с огнём в голове,
Надгробья ломать и кричать: "Все за мной!"
На дне своей мутной погибшей реки
Алмазные россыпи легче найти,
Чем прыгнуть в окно на восьмом этаже
И крикнуть, шутя:"Эй, поймайте меня!"
Седой паралитик на мостовой гнил
Под топот ботинок и шорох колёс,
И маятник перед его головой
Качался, смеялся и в лоб его бил.

А ночью меня может вовсе не стать,
Но кто-то искал меня в голой зиме,
А смог лишь найти полумёртвых котят,
Что с криком ломали бетонный забор,
Что я генерировал, скрывшись за дверь
От взгляда, несущего сотни потерь,
Увлёкшего вдаль, на блаженный погост,
На плато Забвения наши сердца.
Открыв среди стен себе новый проход,
Стучал молотком я меж скомканных глаз,
Вкушая безумство прошедшего дня,
Никак не подумав спустить в унитаз.
Могла б ты мне пальцами горло сдавить?
Могла б ты мне выжечь напалмом лицо,
Сыграв отходную на лёгких своих,
Что я заглотил, но с другой стороны?
А ночь на кровати тиха и ясна,
Пока не приходит в палату туман,
Отдавшись в безумные руки того,
Кто верил в упавшую с неба звезду,
Кто ждал, что откроется новая дверь,
Кто думал, что рухнет в Сознаньи стена;
И, сумерки бегло свои сосчитав,
Бежали на пастбище эти тела.
Вкусив злую горечь убитой земли,
Они прорастали плющом в небеса,
И Космос дрожал, видя их буйный рост,
И Армагеддон выходил погулять...
А Полночь играла на струнах души,
А Разум остался на струпьях светил,
И только котята ломали забор...
Вот новая сказка тем, кто не хотел...

Вот новая сказка тем, кто не хотел
Узнать то, что завтра - последний наш день;
Поэт, хохоча, разлетелся стеклом,
И пусть у несчастных свербит в позвонках!
Внимая пророчеству светлых надежд,
Себя находя в тавтологии снов,
Отведав на вкус безысходный поток,
По миру скитался слепой музыкант.

А старая сказка в немой пустоте
Цвела гнойным смрадом и желчным огнём,
Гнила цветом радуги в мёртвой воде,
Лукаво искрилась в увядших цветах.
На коже облезлой Начало росло
И замертво блекло на паперти снов;
А в дверь постучали, но я не открыл:
Я в погребе спал, превращаясь в халву.
Слоны улетали в незримый провал,
Рассудок в высокой траве пропадал.
Из омутов руки тянулись во тьму,
Пытаясь постичь зазеркальную топь,
Пытаясь собрать на погибшей Земле
Осколки пропащей кристалльной души,
Стремясь к свету звёзд с вожделенной мечтой
О том, что заведомо мне не узнать.

А в поле остался живым василёк,
Жалея о сломе тенденций своих,
Всерьёз понимая бесхитростный факт,
Что завтрашний день ему незачем ждать.
Колба со счастьем в Профазе лежит:
Всем - по венцу, да нашедшему - шиш!
Скорчился в белой агонии крест,
Не вынеся Солнца ярких лучей.
Обледенели шальные мечты
Под простынёй из цветного стекла,
Вот выходили они за предел,
Да попадали всё под камнепад.
Руки душили пластмассовых кукол,
Корчились в плазменной тьме старики,
Сверху обрушился ядерный купол...
Подано жрать, господа мудаки!