Колодец

               
               
Несколько человек в тяжелых кирзачах ходили по весеннему саду. Мокрая земля оседала под сапогами, налипая сырыми комьями на подошвы, затрудняя движения, но не прогибаясь. Непотушенная сигарка метнулась в сторону и, упав, зашипела. Сад был коричнево-голубого цвета неба и грязи, с яркими, немыслимо дикими пятнами молодой зелени. Люди о чем-то негромко разговаривали, и их низкие, мягкие, очень простые голоса застывали в воздухе. Пахло водой. Здесь копать. Он обозначил мысом серого сапога небольшой квадрат на земле и покинул сад.
Через некоторое время на этом месте появился колодец. Светло- бежевые струганные толстые бревна его сверкали на солнце, еще не посеревшие от дождей и сырости. Воды было немного, шла она тяжело, с усилием, мутно-коричневая. Пришли Они с ведрами и вычерпали тебя до дна. Всего. И вода пошла. Чистая, холодная и вкусная. Ее все лето брали на чай, и каждый вечер колодец вычерпывали десятки ведер и леек, и каждую ночь он неизменно наполнялся вновь. Вода его была живительной и нужной. Лето выдалось знойным. С утра наполняли водой выкрашенные черной краской бочки, а к вечеру они нагревались так, что даже искупаться в них не хотелось после жаркого дня.
Огурцы любят, чтобы их поливали теплой водой… Хороший урожай сняли. Тридцать пять банок законсервировали. Десять банок маринованных (вместе с помидорами, чесноком, укропом и листьями смороды) и двадцать пять банок соленых огурчиков, хрустящих, как  снег под грузными валенками в новых калошах, и маленьких, в пупырышек.  Много воды нужно клубнике. Очень уж любит солнце и воду. Противоречивая ягода.
По осени пошли дожди. Колодец был переполнен. Ты уже не знал, куда девать эту воду, а она все шла и шла по старой привычке, била настойчиво откуда-то со дна. Мутная, мутная вода.… Не нужно ее столько.
К тебе редко кто приходит. Твое ведро, висящее на гвозде внутри сруба,  обледенело, все замерзло и завалило снегом. Он уже месяц не выходил за водой. Она только изредка появляется, бледная, будто мерзнет все время, и чистит огромной деревянной лопатой узенькую полоску до колодца. Назавтра все заметает снова. Тебе сонно и беспокойно.
Все тает, в тебе плавают ошметки льда и снега. Она иногда приходит и, зачерпнув полведра этой кашицы, уносит в дом оттаивать. 
Утро. Ветер бешено, неистово гонит серо-синие тучи и облака, как пастух, спасающий стадо от волков. И как овцы, предчувствуя грозу, бегут тучи, беспокойно, торопливо. Много людей пришло в сад. Их кирзовые сапоги беспощадно били липкую землю по лицу, под дых, в пах, по груди и по спине. Земля разлеталась в стороны, хлюпала, но не прогибалась. Они пришли тихо, оживленно, вполголоса переговариваясь,  ходили по саду. Их слова и дым папирос не застывал в воздухе ни на секунду. Ветер растерзывал их и увлекал за собой. Ты почернел от влаги. Снизу слабо пробивается травка и, наверное, крапива. Переполнен до краев, а вычерпать некому. Так устроены люди... Сегодня нужно, завтра нет. Сегодня есть, завтра нет. Как вода….
Она стояла, онемевшая, немного в стороне,  с ввалившимися щеками и глазами, ставшими на похудевшем лице неожиданно огромными. Несмотря на оттепель, она все куталась в длинный черный платок с кистями. В руках она держала какой-то куль и обе варежки. Руки тоже были бледными и холодными, но она не чувствовала этого. Они не обращали на нее никакого внимания и продолжали разговаривать. Один, седой, очертил носком  сапога на податливой земле небольшой прямоугольник, снял шапку, помял ее рассеянно в руках и снова закурил.  Здесь копать… Он глубоко затянулся, и колечки дыма тут же улетели куда-то. Казалось, ничто не может задержаться тут надолго. Ты решил, что тебя сочли непригодным и собираются выкопать новый колодец ближе к лету. Тебя это тревожило и огорчало. Будто предали…
Через несколько дней пришли Они и выкопали яму. Ты чуть не плакал. Люди. Все в себе. Не нужен больше… Вода мутная. Вычерпывать нужно было. Вы-чер-пы-вать… Вода стала какой-то желто-коричневой не то от желчи и ненависти, не то от глины, размытой прошедшими дождями. Они опустили в яму ящик  и зарыли ее. Странно. Ты совсем запутался. Они постояли немного вокруг, помолчали, а потом ушли.
Она осталась. Она смотрела куда-то отвлеченно, прижимая куль к груди,  совершала руками какие-то автоматические движения. Когда ребенок заплакал, она, охваченная  нахлынувшим бессильным раздражением, принялась яростно   раскачивать куль из стороны в сторону. Но потом перестала делать и это. Она ушла в дом.
Началась жара. Ветер вообще перестал дуть. Бревна сруба стали черно-коричневыми и потрескавшимися, как руки старого загорелого крестьянина. Никто не приходил. Изредка птицы садились на шершавое обожженное солнцем бревно и задорно переговаривались, поглядывая с любопытством на свое отражение в зеленоватой воде. Она зацвела бурным цветом.
На исходе очередного летнего дня ты понял, что дом опустел. Ты остался один. Не страшно. А…как-то безразлично что ли.