Римский гражданин

                Пусть всё идёт своим порядком
                Иль беспорядком - всё равно...
                П.А. Вяземский

Рим должен умереть.
                Он загрязнен до дна.
Смердит торговли азиатский запах
Как бурдюки прокисшего вина
В засаленых сирийцев грязных лапах.
Рим крепкозубых жалует сполна -
Волчицы внук, он не жалеет слабых,
И лживость всем рабам его легка, -
НО КТО СВОБОДЕН В ЭТОМ ЖАЛКОМ МИРЕ!
Над грязной пристанью,
                в расплавленном эфире
Течёт небес прохладная река
К стопам Дианы в цезарской порфире.
Вдруг нищий грек, бряцающий на лире,
Сказал, смеясь: "Над крышами - Луна....
Пойду, напьюсь горячего вина
К соседке старой, гнилозубой Мирре."

В базИлике - напротив - тишина,
Холодный камень, боги и герои,
Служитель старый важно дверь откроет,
На жертвенник насыплет горсть зерна
Привычной, равнодушною рукою, -
И синеватым облачком ладан
Поднимется над чашей золотою.
Да, здесь толпе про истину - пустое
Бубнил когда-то шустрый шарлатан...
Преданья детства - выцветший туман,
Почти не слышный в шелесте и зное.
Идиец важный клялся Сита-Рамой
И разгружал усталый караван;
И птиц таинственный полёт над старым храмом
Вещал беду, несчастья и обман.
ПОЙТИ ЧТО ЛИ ЗА ГРЕКОМ?
                Нет, он пьян
И лечится в таверне от простуды...
А сердце просит радости и чуда
И тянет к катакомбам христиан.

Там, в подземельях вьется сизый дым
Епископ говорит о всепрощенье,
И трудные восточные моленья
Печально принимает Божий Сын.
Чесночный дух и сладкие куренья
Над головой свиваются как нимб -
И можно чётко различить над Ним:
Честнейшую честнейших Херувим,
Славнейшую славнейших Серафим,
Что подогнув пречистые колени
Внимает Вестнику благовещенья
И кротко улыбается святым,
Что искупили казнию позорной
Всю гордость Рима до конца времён...
Но знак даёт внимательный дозорный:
Двух стражников вдали заметил он.

Я К СМЕРТИ НЕ ГОТОВ!
                И грек был прав:
Куда почётнее бродить по лупанарам,
Иль поклоняться гениям и лаврам, -
Иль право римское бестрепетно поправ
Легионер меня отправит к ларам.
Благоразумней было бы уйти,
Коль не влечёт застенок иль арена.
Как Одиссей лукаво-дерзновенный
Спешу домой, оставив позади
Апокалипсис, гибель всех вселенных,
Спасения тернистые пути.

От страха скрывшись за родные стены,
Целую крестик золотой: Прости! -
Вздыхаю сладко, глубоко, блаженно:
"Ты спас меня, а мог бы не спасти,
И доброта Твоя ко мне безмерна..."
Я искуплю - со временем - грехи,
Ведь говорят Вергилия стихи:
"Поэт бежит, чтобы избегнуть плена".
Эней из Карфагена убежал,
Чтоб Риму дать гражданские законы,
А что с собой покончила Дидона, -
Так мало ли, что он ей обещал!
Охота верить женщине влюблённой
В жужжащих слов пчелиный, сладкий рой...

-Ау, ДомнИна, милая, открой!
А то умру я возле этой двери...
Кто пробежал по саду там?
                Доверье,
Как мог питать я к женщине пустой!
ДА, ПРАВ БЫЛ ЭТОТ ГРЕК!
                Назначена цена
На каждого, мы перед Роком - братья,
Но нынче философствовать некстати, -
Когда ревёт неверная жена
И плачет сын мой, спрыгнувший с кровати,
И голуби воркуют у окна...

Беглец благоразумья, бог с тобой! -
Как хорошо под мутным небосклоном
Бродить мечтой, расплывчатой и сонной,
По улице, безмолвной и пустой.
Быть может, послезавтра - кровь и стоны,
И смерть настигнет всех своей косой,
Но завтра - долгий день, час благосклонный
И мирозданья полдень золотой.
...Я снова счастлив Божьей Благодатью
И жизнью, что вторично мне дана:
Наш Рим разжал железные объятья,
И новые настали времена,
ПОКА ПЛЫЛА НАД КРЫШАМИ ЛУНА.