Олимпийский

Гремя браслетом золотым,
мне боров в черном нахамил.
Я, хоть с испуга, объяснил,
зачем пришел. И получил
ответ на тот простой вопрос.
(Опять вот чёрт меня занёс!)
Вот только позабыл спросить,
как в случае подобном быть:
зачем он ни за что хамит,
за то,
что только не весит,
на моей шее пуд металла,
за то,
что в взгляде злобы мало?..
Ведь не забыл, мне не забыть,
как в "Олимпийском" я поник,
с разгоряченной головою,
вёл разговор с самим собою:
о том, что бы ему сказал,
а вышло бы- и показал.
Да.... только попусту старался:
спиной к врагу- без боя сдался.

Как больно было, как мучительно,
идти под мартовским дождём:
блестел асвфальт под башмаком
всё было в мире отвратительно.

Уже часов так через тридцать,
отведал хамства от милиции.
Я не ответил и ушёл,
Да и не мучился потом.
А вспомнил вечером, за чаем,
у телевизора скучая,
что это вновь произошло.
Мне стыдно стало, тяжело,
неужто к хамству привыкаю.
Себя топчу, потом терзаю,
на ком-то злобу вымещаю;
но Слава Богу, что страдаю,
потом от этого, потом…

Москва, февраль 2001