Обретение Петра

               
Те складки кружевные быстрых волн,
И шорох волн, как шёпот о болящих,
И связки гнутых раковин, гремящих,
Как бубенец блуждающего в чащах,
Когда в домах поют и сушат лён.

Гудящий круг запутанной воды,
Где каждый узел в раковину вложен,
И ропот рыб пятнистых осторожен,
Как будто их ребёнок спать уложен,
И волосы его уже седы.

Рыбак стоит и простирает снасть,
Которая не гаснет и не тонет,
Подняли волны лодку, и на склоне
Мерцает снасть, вот-вот она обронит
Во тьму глубин огонь, вот-вот упасть

И покориться сможет тяготенью,
И поплывёт по мягкому теченью,
И кто-то не последует за ней
Туда, где гаснут призраки огней.

Рыбак стоит на лодке, постепенно
Высвобождая руку, прядь волос
Качается, как злак, когда покос
Окончен, и по всей долине сено
Благоухает тихо и не бренно.

Откидывает прядь он, и опять
Берётся за весло, чья рукоять
Влагается, как жезл, в большую руку,
И, чтобы сил напрасно не терять,
Он медленно ведёт веслом по кругу.

Ребёнок, согревающий ладонь,
Когда в камине царствует огонь.
Ребёнок, что нащупывает камень
В реке похолодевшими руками.
Ребёнок, что соломинку кладёт
На тёмный, по реке скользящий плот.

И от шагов не уклонится путь,
И с молоком не отстранится грудь,
И в полной тишине звенит сверчок,
Чтоб долгий путь стал менее далёк.

Он выбирает сеть, и сеть пуста.
Лишь звёзды тайно капают с креста,
И парус на кресте посеребрён
Пыльцою звёзд, кропящих небосклон.

Из пыльной глины молока скольженье,
И пятна там, где крынка не полна,
На кромке лишь одна звезда видна,
Её не смыло белое теченье.

В сети одна лишь рыба бьёт хвостом,
И спорит в небом дикой пестротою,
И шумно дышит, если вдруг волною
Качнёт её, и пеной кружевною,
Как лентой, обвивается потом.

Рыбак её касается, земля
И небо подвигаются поближе,
И тишина гудит и ропщет тише,
И статуя из сумеречной ниши
На скошенные падает поля.

И стадо возвращается домой,
И зёрна, переполненные тьмой,
Вздуваются и, лопаясь по краю,
Ростками оплетают, как тесьмой,
Весь дом, и выпускают листьев стаю.

Последний колос птицы подберут,
И молока глоток уже последний
Допьёт, как жеребёнок, вихрь осенний
И вновь погонит спутанные тени
На гору, чья вершина будет тут.



Санкт-Петербург, 1995