Это сладкое классическое дерьмо...

     *   *   *
     На остриях ножей обсидиановых
     бриллиантовой смолы густая сеть.
     Грустит в остроге дева Тараканова,
     под девичьей стопой земная твердь.

     Над нею Лермонтов в обличье демоническом
     сегодня ласково и нежно пролетел.
     Он пел о том, что во Дворце Таврическом
     так много дел...

     Затем спустился к деве необузданной
     и обуздал, как до него никто.
     Они мечтали с ней вдвоем о Суздале,
     о Пятигорске и о СорентО.

     ...Но Лермонтов - поэт, а дева - девушка,
     и вместе им, наверное, не быть, -
     он ночью улетает в тёмно небушко,
     а девушке опять-таки грустить.

     "Послушай, милый..." - начинает дева -
     "...над каторгой тугие облака!
     Быть может, ты не полетишь сегодня,
     а там, не полетишь и никогда?"

     "Нет, дорогая," - демон отвечает.
     "Стремись к дурному и страдай со мной!
     Точнее, без меня!" и улетает,
     и снова обретает непокой...


     На острие ножей обсидиановых
     кровь новобрачной - розоватый мёд...
     Господь наш семенит за богоборцами, -
     ему не по зубам такой поход.

     Апрель 1994.



     *   *   *
     Вдалеке - далеко,
     а вблизи - синица в руках,
     птица-чаечка,
     клювиком в темя СТУК...

     Нет уж, лучше синица.
     Тут и цапелька за хвостик
     кошечку ЦАП...

     И много еще...

     А к утру выяснилось,
     что ночью ангел
     опять над городом пролетел;
     снова что-то украл -
     ангелице понёс...


     Июнь 1995.


*   *   *
     И на вопрос "как дела"
     ты услышишь тогда
     долгожданный ответ:

     "Да никак.
     А впрочем...
     Впрочем, дрОчим.
     Да-с, дрОчим...
     Много дрОчим...
     Очень много дрОчим."


     Октябрь 1996.


*   *   *
     Сегодня же из бумаги сделаю себе самолетик!
     Я стану летать по комнате и улечу,
     улечу вслед за Вацлавом к чёртовой матери.

     Четырехлетний малыш выколол Русалочке глазки
     и смотрел, как та плавает, дурочка слепая,
     натыкаясь на рыбок, задыхаясь
     в лягушачьей икре...

     Она, дурочка слепая, плакала,
     и вода розовела то ли от слез,
     то ли от её русалочьих месячных...

     Мама мальчика наказала,
     дала по мордАм
     и скомкала крошечный самолетик,
     на котором я прилетел,
     словно Оле-Лукойе, на зонтике,
     чтобы голым являться ей в снах...

     Июнь 1993.



     *   *   *
     Ах, отчего в таком количестве
     произвожу на свет я диких чибисов!
     Где будут гнезда вить мои потомки, -
     ведь никто чибисам моим
     не годится даже в зеленые помидорки...

     И что за манэру взяли!
     Можно подумать, что и подумать нельзя!
     Подумаешь, хитрые глазки мои заблестали, -
     ведь даже мне всегда можно сделать "козя-бозя"!

     4 августа 1998.


     *   *   *
     Средь мириад предполагаемых планет
     мне место есть, во всяком случае,
     предполагать кому бы не хотелось,
     кому бы не мечталось наконец!

     Средь мириад предполагаемых комет
     есть основанья думать, место есть,
     где мною обожаемый предмет
     теплом предполагаемым согрет...

     Окутан там он сладкой дымкой;
     Во рту ея копченая сардинка тает,
     как будто дикий пламень угасает,
     с довольно подозрительной улыбкой.

     И вот океан по руку левую,
     по правую же - космос, где мне место.
     Чем я не ты? В мечтах своих
     ведь я тоже ни чем не брезгую,
     как и ты, моя коварная невеста,
     в мечтах своих.

     В конце концов, чем мириад не миллиард?!
     Теряем что?
     Конечно же, кому тут только не мечталось!
     Зачем же только космос я,
     в котором столь фривольно ты летаешь!..

     Я - Незачем, и цель моя - Ничто!
     я божьей милостью нерукотворный космос глупый.
     Во мне мой ангел ****утый
     летает,
     как билетик спортлотто,
     и не располагает информацией
     никакой.

     И я о ней тоже не располагаю.
     Поэтому космос - это не так : чтоб уж и величественно!..


     4 августа 1998.