Кляксы на воде

Анатолий ГОЛОВАТЕНКО



Кляксы на воде


Куда ж нам плыть?
А.Пушкин

Dahin, dahin...
J.W.Goethe


Где дружба — там божба,
где врозь табак — гребцы давно табанят.
Роскошный разворот, но нос вполне кабаний
у корабля. А вдруг забарабанить
по палубе веслом — и ворожба
вмиг вывезет наивных мореходов
туда, где свиньи сыты, овцы целы,
где долог год, где планка от прицела
на славу слажена, где даже доброхоты
помогут — не советом, так изветом,
где Бог неведомый всех одарит Заветом,
где меткий глаз подскажет курс исхода.
Сверяем компасы, припасы пополняем.
Куда ж нам плыть? Откуда прыть и стать?
А может быть, пора бы перестать
креститься на миражи маяков?
Пусть кормчий пьян, пусть штурман невменяем,
пусть ражий боцман нам вменит в вину
враждебный рок и приключений жажду,
пусть капитан за борт — и был таков, —
всё это было, даже не однажды.
Но всякий, кто берётся за весло,
кто знает курс и помнит ремесло,
сойдёт на берег — там, где повезло
понять, что ближний нам не каждый.




***

Мир по-прежнему эластичен —
тащит прочь, словно старый чулок,
пять сюжетов. Раз начали кичем —
то и неча пенять на пролог.
И на зеркало нечего скалиться —
не обломится. В хлам или влом —
но паломничество в Апокалипсис
начинается за углом.
Мир, однако, слегка эксцентричен.
Путешествуя, не разобрать,
в чём интрига, кто прав, кто вторичен,
кто не вовремя выставил рать
из наёмников-пересмешников.
Пара смежных миров — хоть куда,
но и с нашим повязаны-смешаны,
не безгрешны — и то не беда.
Ну, зияют лакунами-брешами...
Все довольны и даже утешены.
Лабух странствует. Тропы провешены.
Виснет брань. Тесен ворот повешенным.
Лебеда вдоль дорог. Лабуда.


***

Кто назначит в наряд,
кто нарядит за так
в чуть поблекшее старое платье.
Пара прядей седых —
лыко в строку, но явно ещё не обряд.
не обрящут — так хоть говорят...
Бей подряд — хоть под дых,
хоть навзрыд, хоть в пятак.
Вход оплачен, а выдох бесплатен.
И бесплотен Плотин,
и Платон расстрелял
надоевших античных рапсодов.
Раз философ кретин —
надо счёт оплатить...
Кто-то смел, кто-то встрял
в разговор с неуместною одой.
По стихам — яко посуху,
посохом в лоб
сыну-неслуху. А на духу
ведь не стыдно сказать —
всё и так на слуху.
Кто не люб, кто-то жлоб,
кто признаний наслушался досыта.
Всем по серьгам, а сестрам вязать
паутину пустых разговоров.
Ни вперёд, ни назад.
Кто нас снимет с поста?
Кто впросак, кто простак,
кто успел нанизать
пару бусин на нить...
И, наверное, самый проворный
уже где-то поставил тиски и верстак.
Кто кого в оборот,
кому терпится в рот,
а кому хоронить...
Смерть красна на миру,
а похмелье в пиру
будет впредь не чужим, но позорным.


***

Левым галсом, потея и крадучись,
не пробраться сквозь эти широты.
Долгота — под неведомым градусом —
угрожает крутым поворотом.

Хитроумны интриги, но каверзы
разверзают напрасно нам хляби.
Даже юнга поймёт, что на траверзе —
ничего, кроме зыби и ряби.

Море, может быть, и ювенильное,
но пенять тут, пожалуй что, некому.
Ничего, кроме брызг из чернильницы, —
что за бортом искать человека...

Ничего, пару румбов направо —
и анапесты вспенятся ямбами.
Курс прочерчен немного коряво —
Но мы это заранее знали
и поэтому впрок накорябали
пару строк в судовом журнале.


***

Иная стилистика —
лоснится столица
лацканами лапсердаков.
Лица близятся. Играем в три листика.
Мистика. Сдача. Атака.
Кавардак в бардаке —
но в притоне полночь
недоверчиво нам блазнится.
Неулыбчив бродяга на чердаке.
Сон в подвале, в затоне волны —
полно, ведь это победа в блице
с неработающими часами.
Карты на воду, вёсла побоку,
по бокалу вина — мы сами
будем пениться, станем длиться,
петь присаженными голосами.
Кубки за борт. По пробке — обухом
притупившегося топора.
Хлябь расступится — будем сниться.
Твердь остынет — в руке синица.
Все мы — кляксы Его пера.

Январь 2001 г.