Остап Мирошниченко

Так от ретивых поэтов бегут и ученый и неуч;
Если ж поймает – конец: зачитает стихами до смерти
И не отстанет, пока не насытится кровью, пиявка.

Квинт Гораций Фланк «Послание к Пизонам»

Я в лес вхожу, и мне не к спеху

                Б.Пастернак. Все сбылось
               
Читатель мой, не будь жестоким
И плагиата не ищи
И прежде смысла выжми соки,
А после на труху свищи,
Когда ее осталось много,
И все-таки не очень строго.
Я не поэт, а лишь филолог
Я не творил, я лишь учёл
То, что когда-либо прочёл,
Но содержанье файлов, полок
Не так-то просто в эти строки
Вложить: и устья, и истоки,
И сердце тьмы, и света центр,
И кнопку Esc, и кнопку Enter.

Вступление
Весна. Все соки вверх несутся.
Махая серой головой,
Стадами облака пасутся
На ниве ярко-голубой,
И между ними солнце ходит,
Пастух расплавленный, не сводит
С земли своих блестящих глаз.
Она ж под этим жарким взглядом
Растаяла и водопадом
Бурлящим затопляет нас,
И мы все смотрим: где ж ступить,
Чтоб ног своих не промочить?
И воздух мягок, будто вата,
И все летит, летит куда-то.

Есть парадокс один в апреле:
Начав со лжи, мы после верим
И Пасху радостно встречаем
Яйцом и темно-медным чаем,
Нас тянут лебедь, рак и щука:
Мы, выпив водки, едем в храм,
Довольные собою, там
Втыкаем свечку (Где тут? Ну-ка!)
И после блудим по домам
Так мы ни рыба и ни мясо,
Ни горячи, ни холодны,
Нам некогда до глубины;
И революция, и ряса
Нам одинаково нудны.
Когда ж мы все-таки уйдем,
Дождем прольются наши звуки,
Но закопавшие нас руки
Поднимут рюмки за столом,
Чтоб отуманенным умом
Не помнить альфы и омеги
И повытаптывать побеги,
Ради которых мы умрем.

В четверг такое что-то было,
Что пятница сюрприз явила,
А именно большой туман,
Такой похожий на обман.

Туман на город опустился,
Накрыла все седая тьма.
В тумане город растворился,
Исчезли улицы, дома,
Пропали улицы, ларьки,
Как будто сонные зверьки,
В тумане люди суетились,
И лишь, как прежде суетились
Внизу, под снегом ручейки.

Прошло два дня, и растворило
Туман небесное светило
Лучами добрыми с небес.
И наступило Воскресенье.
Обман, как и туман, исчез,
Как исчезает дым. Спасенье
Нам даровав, Иисус воскрес.

*******************
Вступленье есть, не без тумана.
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас,
Остап, хороший мой приятель,
Родился в северной стране,
В ее холодной стороне.
И был ни края почитатель,
Ни деловой, ни пофигист,
Ни работяга, ни юрист,
Ни книжный червь, ни культурист,
Не сразу скажешь, кем он был,
Но я, как многие, любил
С ним встретиться, поговорить
И просто кофе вместе пить.

Бывало, делом жизни главным
Кинематограф он считал,
Но дело жизни сочетал
С туризмом, дерзким и забавным.
Бывало, он играл в футбол,
Бывало, ездил полугол
Зимой на лыжах… Впрочем, пил
С друзьями водку и курил.

*********************
На свете ночь опять клубится.
Кому-то снится пятый сон,
Сопят две дырки в унисон,
А мне опять, увы, не спится.
Как черви, сладкие мечтанья
Душевный потребляют сок
Им имя страсть, то есть страданье
Они – труба от нас в песок.
Мой друг сверчок со сна крылами
Потер и скрипку достает,
Но, не начав вращать колками,
Ко мне вдруг с речью пристает.
И говорит мне: что за штучки
Ты создаешь движеньем ручки?
Сыграю я, а ты води, а?
Я отвечаю, No, my dear,
Прости, я спать уже хочу,
А завтра снова почерчу.
Действительно: явился сон,
И веки мне слепляет он.

Однако надо поле битвы
Покинуть с мыслями молитвы,
И – вот, где сока не хватает,
И вот, где силы берегу.
А время тает, тает, тает…
Зачем живу? Куда бегу?
А завтра утро серебрится,
Щебечут птицы веселей.
Блажен, кому с утра не спится –
Он чистит зубы поскорей,
Бежит к окну, заметив лучик,
Он слышит первый тонкий звук,
И вот, расплавленный тягучий
Выходит из-за леса круг.
Себя над миром подымает
Меж серебристых облаков
И руки всем им пожимает
Одним из тонких лепестков.

А дома звуки как сквозь вату;
Теленаркотик в сеть включен,
И на экране синеватом,
В его границы заключен,
Бормочет что-то тихо вождь.

Во вторник грянул первый дождь.
На землю нити потянулись,
Забулькали все формы луж,
И реки темные надулись,
Готовые прорваться уж.

Остап, проснувшись рано утром,
В футболке вышел на балкон,
Дул теплый ветер. Город смутно
Был виден, длинный, как питон.
Вчера Остап в поход по лесу
Планировал с утра сходить,
Видеокамеру для весу
Хотел с собою прихватить,
Снять талый снег, чайка попить,
Однако дождь совсем не жданный,
Казалось рушил в корне данный
Остапов план. Но наш Остап
(Упрямый, как японский штаб)
Оделся тихо в сапоги
И вышел, вбив в свои мозги,
Устроить непременно съемки
Весенне-утренней каемки.

Он входит в лес. Там снег лежит.
Над ним, под ним вода бежит.

Остап, снимая, углублялся
В пустой в такое время лес.
Так долго шел. Мозг то цеплялся:
Куда же это я залез? –
То снова облака мечтаний
Затягивали ум ему,
И тени радостей, страданий
В приятном двигались дыму.
И время двигалось… Спускалось
Все ниже солнце в тишине.
Очнулся он, когда смеркалось
И ели крючились во сне.
Мысль беспокойная мелькнула:
Так где же я? Куда зашел?
Осознавать он начал плату
За дым мечтаний… Дождь пошел.
Мечты как будто ветром сдуло;
Сквозь услаждающий дурман
Вдруг мертвым хладом потянуло.
Глядит Остап: ползет туман.
Вокруг ни шороха, ни писка,
Во мху расплывшемся кусты
Недвижны были; бледным диском
Катилось солнце вдоль черты
Горизонтальной. Незнакомой
Казалась местность. Он продрог.
Какой-то мертвенной истомой
Отяжелели мышцы ног.
Остапу было неуютно:
Мечты не грели. Некий страх,
Казалось, выросший в кустах,
Где исчезали поминутно
Тепло и солнце, их сменял,
Вползая в мысленный канал.
И вот – как молния сверкнула:
«Я заблудился! Скоро ночь.
Шестое чувство обмануло!
Дурман попутал. Дух восточ-
ный дал осечку. Разум мой,
Прости и выведи домой!»

И логике идя навстречу,
Рюкзак снимает быстро с плеч он,
Оттуда компас достает
И карту, азимут берет…

Но карту видно хуже, хуже…
Кустов все больше, чаще лужи.
И паника вползла в канал.
Он вдруг споткнулся и упал.
Ударился довольно сильно
О корни ели вековой
Рукой, ногой и головой.

Ругаясь и плюясь обильно,
Встал, снова азимут засек,
Идет… и вдруг…
Как будто ток
Через расслабленное тело
Прошел!
И тело онемело…

…Перед собой он видел ясно
Растерзанного в кровь козла,
Пятном горели ярко-красным
Места, где раньше шерсть росла.
Она клочками вниз свисала,
От крови слипшись в узелки,
И, вырванные из канал,
Висели грязные белки.

Язычником себя Остап
Считал, но все ж перекрестился…
Под крышею еловых лап
Ему кровавый вид открылся:
Промеж стволов темнели кучи:
Шерсть, кости, мясо, черепа,
Над ними мухи вились тучей,
Хотя темнело. Вбок тропа
Шла, огибая это место.
Остап в каком-то полусне
Вперед, расслабленный, как тесто,
Идет, как рыба на блесне,
Которая потом рванется,
Увидев пред собой сачок,
Но этим только и добьется,
Что крепче сядет на крючок.

Вдруг впереди звонок раздался.
Остап скорее по тропе
Вперед прошел и повстречался
С козленком, несшим на себе
Блестящий колокольчик медный.
Остап к нему – тот от него.
И так его козленок бедный
Довел до место одного,
Которое окинув взглядом,
Остап был снова потрясен.
Отчетливо, как будто днем,
Увидел он весь шоколадом
Покрытый стол, другой с едой
Разнообразной, дорогой.
Остап был голоден. Чуть-чуть
Попробовал… Еда! Хлебнуть
Остапу водки захотелось,
Чтоб тело изнутри согрелось.
И видит: кожаная сумка.
Что в ней? Бутылка водки, рюмка!
Нарезанная колбаса
(Четыре толстых колеса).
Он понимает: не бывает,
Но водку все же наливает.
Глотнул, но лишь прошло в желудок,
Мутиться стал его рассудок.

Во лбу вдруг что-то зачесалось,
Полезло вверх и так осталось.
Остапа дернуло, согнуло,
Приподняло, перевернуло.
Упав, он в лужице воды
Козлиной острой бороды
Увидел явно отраженье.
Сам двинулся – и там движенье.
Сначала все же он не понял,
Кто это был, и руку поднял.
Копытце вместо кисти зря,
Козла он свел с понятьем «я».

Заплакал тут Остап несчастный,
Но что-то щелкнуло в уме,
И вместо плача громогласно
Он смог издать одно лишь «Ме-е»…

**************************
Вы от кошмара просыпались,
Наверно, как и я, не раз,
Через канаты прорывались
С усилием… И – о экстаз!
Осознавать, что все приснилось.
Но… жизнь идет, все ближе хилость,
И может чье-нибудь вожденье
Послать нам сон – иль пробужденье.

Остап, проснувшись, вскрикнул дико,
Как кошка, на ноги вскочил.
Вернувшись трижды, эхо крика
Растаяло в глухой ночи,

Какой-то хлопот в небо взвился.
И вновь Остап перекрестился
И молвил так «О, Боже правый!
Не надо мне богатства, славы,
Но только бы всегда, о братцы
Мне человеком просыпаться».

**********************
Друг у Остапа был , Вакула.
Он кузнецом по миру слыл,
На самом деле же акула
Он делового мира был.

Шла жизнь, летели дни за днями,
Вертелся круг забот и дел,
И круг тот цепкими руками
Вакула двигал, как хотел.

Раз как-то, подустав от круга,
Вакула другу позвонил,
Но тот Вакулу вместо друга
С его отцом соединил.
«Алле? Остап?» – «Остапа нету» –
«Когда придет?» - «Ушел с приветом» –
«С при… с чем?» – сменил Вакула голос
(Не то, чтоб стал седым тут волос,
Но все ж Остап был лучший друг), –
«Пять дней уж ищем», – в трубке стук,
Потом короткие гудки.
В мозгу Вакулы молотки
Тут застучали. Вспоминает
Он, как Остап упоминает
О планах в лес сходить на день
«И с той поры… Вот дребедень!»
Вакула думает – недолго,
Находит красный вертолет.
«Тайга – стог сена. В ней иголку
Найти непросто. Круглый год
Там, пропадая, гибнут люди.
С Остапом этого не будет!»
Найдя в закусочной водилу
К машине летной, спорит он
И мягко применяет силу,
Найдя, что тот не убежден.
Тут происходит злая драка,
Как в Чака Норриса кино.
Кино то смотрит лишь собака,
Кто победит – ей все равно.
Дзюдо отточенным движеньем
Пилот в машину загнан был,
И там он с мрачным наслажденьем
Большим стаканом водку пил.

Потом расслабился, конечно,
К затее, к людям подобрел,
Назвал Вакулу «друг сердечный»
И всю дорогу песни пел.

Машина прибыла, и вот
Взлетает красный вертолет.

Взлетая, задевает дом
Одним колесиком, и лбом
Вакула стукается сильно,
Но вертолет летит стабильно.

Но неудача к неудаче
Легла. Вакула, чуть не плача,
Просаживает тыщи в день,
Но только зря наводит тень
Он вертолетную на елки
(Ее страшатся зайцы, волки).
И наконец настал момент,
Когда значительный сегмент
Вакулы делового круга
Оттяпал конкурент-хапуга.

**********************
Что день грядущий нам готовит?
Что злое завтра принесет?
Страдания и лужи крови
Иль многослойный бутерброд
Задумок тонких и коварных
И заговор тупиц бездарных,
Что сослуживцами зовут?
Или к себе зовущий пруд,
Зеленый и заросший тиной,
Где трупов полные глубины
Непонятый твой гений ждут?
Конечно, так оно и есть,
И жизнь – лишь чья-то всем нам месть.

Но, тем не менее, турист
Наш почему-то жизнь любил.
Наверное, он мазохист
Какой-то изощренный был.

Увидев рано утром солнце,
Остап, не замечая сам,
В стенах уныния оконце
Пробил. И выглянул оттуда,
Как часто делал по утрам.
Не видно было тленной груды
Козлов несчастных. ощутил
Остап тут появленье сил.

Душа уставшая взлетела
Повыше и на елку села.
Там отдохнув, назад вернулась
И где-то в сердце развернулась.

А солнце выше поднималось,
Шептали что-то дерева,
Блестя искрой росы, смеялась
Вечор молчавшая трава.
По веткам белки побежали,
Таская шишки, вверх и вниз,
И там, где лоси ночь лежали,
Раздался быстрый птичий свист.

Но не синицы занимали
Остапов многогранный ум,
Не белки, что вверху скакали,
Не весь этот весенний шум.
Остап глядел на вздох природы,
Ему казалось, будто он
Собой пронзает земли, воды,
Что с ними он соединен
В одно блистающее нечто,
В один пустой и полный ток,
Что изливается извечно
Из А-кастрюль в У-котелок.

И, пораженный этим чувством
И в это чувство погружен,
Заняться видеоискусством
Решил Остап. И новый сон
Его объял, и двое суток
Провел он средь ондатр и уток.

На третий день его желудок
Послал сигналы «SOS» в рассудок,
И, следуя ума советам,
Остап решил продолжить летом.
Четвертый, мокрый и холодный,
В пути Остап рассвет встречал,
На пятый день Остап кричал,
Когда за ним медведь голодный
Пошел. И следующий вечер,
Когда шестой день догорал,
Остап, склонив бессильно плечи,
На тверди каменной стоял.
Как раньше, вниз катилось солнце,
Печалью красился закат,
И день, осушенный до донца,
Невзрачный собирал наряд.
Последний день совсем был скучен.
Днем, глянув в мрачный небосвод,
Где бегали седые тучи,
Остап увидел вертолет.

**********************
Прошли года, и о покое
Заговорили мы с тоскою,
Причем никто не говорит
О том, что лишь для пирамид,
Но вера в то, что из болота
Нас вытащит, наверно, кто-то,
Уставших падать с граней бритвы,
Желает быть на поле битвы,
А «a la guerre comme a la guerre»;
Мы падаем – другим в пример,
Встаем – и новая попытка:
По Фудзи ползает улитка.

Но странно думать, что напрасно
Мы жили все эти года,
Что, как Аральская вода,
Мы все исчезнем в никуда –
Тоскливо это. Жизнь прекрасна.
И мне гораздо симпатичней
Мысль о Божественности личной,
Которую зовут Любовь,
В Которой мы восстанем вновь.
Но, чтобы нам избегнуть ада,
Как минимум, креститься надо,
Да и детей своих крестить,
Чтоб после сильно не грустить.

И снова солнце засветилось,
И снова радостно в душе,
И наконец-то появилось,
На много месяцев уже,
Тепло, что сверху льет рекою,
И кто-то говорит «Люблю»,
И недостойною рукою
Я это золото ловлю.
И мы, быть может, заберемся
В недавно отогретый бор.
Не думаю, что мы напьемся,
Скорее, мы составим хор.
И, может статься, грянем песню
Прекраснее, чем у грузин,
Что соберутся где-то вместе
На холмах Грузии в один
Большой единодушный круг,
И полетит аккордом звук
В Карелию. Леса и скалы
Воспрянут духом величавым
И эхом тонким отзовутся,
И птицы под небо взовьются,
Уверенные уж теперь,
Что за зимой закрылась дверь.

Но что же все же было дальше
С Остапом нашим? Вижу я
Вопрос. Я расскажу без фальши.
Вот продолжение, друзья.

Остап, конечно же, женился.
Прошел, как электричка, год,
Сверкая датами, и вот
На свете парень появился.

Он деловито осмотрелся,
Задумчиво промолвил: «Уа»,
Еще немного повертелся
И сделал первые дела.

Остап крестился и прилежно
По воскресеньям ходит в храм.
Он сына причащает нежно,
С женою причащаясь сам.

Отснятые когда-то пленки
Лежат на полке, а пеленки
Остапов многогранный ум
Наводят на немало дум.

Сказав, что Бог послал и дочку
Остапу, мы поставим точку.