Парижский калейдоскоп

Когда Париж листвою рыж,
Темнеет черепицей крыш,
Ты замираешь и молчишь,
Вдруг понимая,
Что эта пауза немая
Ещё продлится до поры.

Когда на перекрёстке в нос
Тебе ударит вонь бензина –
И визг колёс, и стоп-машина!
Шофёр, лохматый как барбос,
Всем сообщит, кому ты сыном
Приходишься на этот раз...
Как прихотлив его рассказ!
Как изумительна картина!

Навесы, столики кафе.
Француженка с отвисшим задом,
Лежат во льду, как на софе,
Моллюски – бледны и сыры,
В бутылке прячется кальвадос,
Ты говоришь себе: «Не надо!»,
Но снова пробуешь сыры,
От каламбура камамбер
Уже не слишком отличая –
Коньяк, опять же, вместо чая,
Здесь не тайга – Булонский сквер,
Где одному ночами скверно.
Бистро – пестро, а вот таверна,
Где тихо булькает кальян
И злобно смотрит на неверных
Француз Махмуд ибн Сулейман.

Оттуда – прочь! Сюда скорей:
Здесь книжный дух,
Тут шрифтом пахнет.
Хозяин, хоть уже в поре,
Подтянут, сух,
Из бывших графьев –
А не какой-то Дезире.

И он тебе, конечно, рад:
Еврей потребен славянину,
Чтоб водку пить, чтоб есть свинину
И спорить с ночи до утра,
Кто из них больший эммигрант,

Себя всё больше расстравляя,
«Пить или не пить?»  – то не вопрос;
И «хорошо сидим» в «guljaem»
Перерастает тост за тост.

За пальмой в кадке виден лес,
В лесу живут, конечно, звери –
Они проходят через двери
И ищут книги. Что за бес!

Вот бывший белоиммигрант,
Он ходит гоголем в шинели.
Она разит страшней «Шанели»,
Её стирать давно пора.

Вот гимназистка, милый друг,
О чудо – вы не постарели
На век. Не пали на расстреле –
Лишь чуть озябли на ветру.

На пузе крест. Черней дрозда.
Монах – как не узнать монаха?
Его раскормленная ряха
В два раз шире альманаха,
Что он листает. Борода
Скрывает густоту стыда.

Уж обнажилось дно в графине,
Не встать – осилила истома.
Но входит... нет! – плывёт графиня.
Без дураков (остались дома).

Она изысканней жирафа,
Она воздушней кукурузы,
Она куда моложе графа
(Который дома чешет пузо),

Она разит верней стилета,
По коже бегают мурашки –
И аксельбант и эполеты
Вдруг нарастают на рубашке,

Российский корень позабытый
Из глубины растёт кнаружи –
И нет туриста, нет семита –
Есть ментик, шпоры и оружие.

Метаморфоза так уместна
В Париже и в литературе.
Поручик Ржевский встал из кресла:
«Мадам, позвольте вам впендюрить!»