Тьма и сахар

Люди клялись и горячились вокруг с тем, чтобы оклевеченными и разгорячёнными падать в кровати, широко раскинув руки свои. И когда наступала ночь, то бороздами их шероховатостей текла кровь под покрывалом из нежных пор и кожной поверхности их, что пеленают человека поверх плоти. И каждая жилка мышцы чувствуется тогда тем, что рвётся от сильных растяжений, будто струна, тихо и беззвучно она. Каждый шорох и каждый крик текёт тогда по всему телу, словно он и есть житель настоящей глубины, а для этого только выбравшийся наружу, разрывая те самые покрывала, что сцепили его, а каждому крику и шороху ищется пути в наше сознание, в наши сакральные места, чтобы ещё чаще мучать головы человеческие…
Когда фонарный свет бьёт по глазам, то асфальт, сырой, чёрный и мёртвый, плывёт перед глазами, чтобы наливать память прошлым, которого не было. Тогда словно ведя своими пальцами, слепым уже, по телу маленькой девочки, только лепя тело её в сознании, и тронуть тоненькие губы её.
Когда преодолевал себя он, то Рогволод исчезал, и борьба снова была в нём, живучая вестница воскрешения, жизнь в последних глотках воздуха цепляющаяся. Как ночь, жила в голове его девочка, в движениях лёгких ветра следы по пыли земли роняющей, и ветер легко прижимает к себе её - так счастлив и нежен он, что и платья подол приподнял едва. Уже непонятная бесчувственность и незнание, воля, отражающаяся в глазах без слов - образ на самых кончиках пальцев: так нежно. Такие объятия, что хочется целовать лоб её и проводить руками по голове её, и снова касаться лба губами ей, и обнять легко её.
А за окном, сквозь бессветное стекло, в ночном молчании сковал взглядом себя Рогволод. И в голове его жила маленькая девочка: Анастасия. Всё в том же и не в том же ли и весельи - в голове и мыслях его...
И желания стёрлись пылью со всюду. Только оставался серый налёт на подушечках пальцев и в голове, туманом и лёгкой дымкой ложась по земле, словно всегда здесь постеленный – на огромных и свежих росой пространствах.
Утром он проснулся на полу, спавший, как стоя – часовым снов её. И Анастасия тоже постучала утром:
- Пойдем гулять?
- Сейчас. Зайди пока.
Когда гуляли они, то Рогволод держал её за руку, и Анастасия держала его за руку. А ещё на улице играли девочки и смотрели на них, когда в голове уже ходили вихри их шёпотов, тихих и крадущихся. И после полугода без желаний, на завтра Анастасия не пришла к нему утром, и потом много раз она была мимо него, а играла она с девочками, и брат смотрел на неё и на Рогволода, а робкое молчание вкладывало в уста девочек страшные шелесты, и голова едва только болела.
А Рогволод шёл мимо неё и играющих девочек, и они больно шумят в его голове:
- Он смотрит на неё!
- Настя, он смотрит на тебя!
- Он влюбился в тебя!
- Он смотрит, смотрит на тебя!
И тогда маленькая ручка её была в руке его, и они гуляли, чтобы молчать вдвоём. А, когда разжал ладонь свою Рогволод, то просто смотрел, как играет Настя с девочками.
Больше не было уже желаний ему, он отпустил из души своей шорохи, и душа взвилась его в воздухе и исчезла, лёгкая и прозрачная. Она летела к другим душам, играть с ними. И оставила опять его одного с собой.
А Рогволод спал мёртвый – опять стоя часовым снов её, и кровь была такая тёплая и липкая везде; тёплая и липкая…
понедельник, 9 декабря 2002 г.