Песнь, притча, Vita. Сорок девятое

Этот Гоголь…
Ччёрт – ядрён, право слово – ну да это для читающих вне кавычек…
“…Да-да-да. Я забросил, дорогой читатель, сложную витиеватую структурность своего стиля – потому что мне так проще!
И от злобы в воздухе повесились бы облака – уж как есть! – а Вероника быстро пробежала за столб и достала топорик, завсегда готовый к обрубке всяческих там голов и конечностей.
Где была битва, омертвело, и чёрные тени как будто ходили по полю –
Сбоку прошёл ночной хищник; грациознейшее порождение моей фантазии – его уродливая кожа была подобием губки, а сдвинутые брови, большие клыки, мощные мышцы и подвижные суставы – короче, хищник как хищник, разве что слегка фантастический. Он нюхал воздух, а потом вплотную подошёл к Веронике и – что, видимо, очевидно – заработал топором в основание черепа. Удар оказался прост, хорош и так далее.
Вероника вспорола ещё тёплому зверю живот и выпотрошила его нутро; нежданно (как у Дойла) в кишках, кровоточащих ей на руки, Вероника обнаружила кольцо. Очень даже ценное и хорошее кольцо.
Вероника вытащила наплечную суму и спрятала туда находку, слизывая кровь со своих ладоней. Она достала флягу и нацедила туда крови хищнюги, после чего вырвала его сердце и, жадно отрывая жёсткие и волокнистые куски, почти не разжёвывая, сглатывала их: очень хотелось кушать.
Потрапезничав означенным способом, она, словно рысь или кошка, быстро и ловко побежала к полю.
Прошло не более получаса, как сума её отяжелела; “Назад…”; но впереди виднелся богатый воин с развороченным брюхом; “Как под стадо лосей…”; глаза были подёрнуты белой пеленой, а челюсть открыта и, наверное, сломана – я не хирург, однако, кусок кости, торчавшей из подбородка, был явно его собственный. Бедолага наверняка помучался перед смертью: он захлебнулся кровью… Ну да ладно…
Вероника обшарила его карманы и увидела на пальце кольцо, точь-в-точь то, которое было в кишках ночного питальца, разве что лучшей выделки. Грани камня поблёскивали, а более маленькие вкрапления других кристаллов по всему периметру высвечивали в самом центре необыкновенно привлекавшие узоры; это была чаша, заполненная застывшей в движеньи своём воды – чудесное и удивительное – то есть зрелище для народа и прекрасное для избранных –
Кольцо не снималось с пальца, а нож едва не сломался, когда Вероника хотела совсем разрезать сустав. Что-то мешало перерубить кость. Она взяла топор и рубанула пару раз. Отлетели осколки кости и пару пальцев. Вероника быстро пробежала глазами вокруг и подняла палец. Сняв кольцо, она кинула палец в рот мертвецу, усмехнувшись и направляясь к тому месту откуда пришла.
По разные стороны поля была тишина. Только едва-едва различались огни редких костров. Пахло кровью и землёй, вся она была будто вспахана от тысяч ног, выплясывавших на ней перед смертью – вальс со смертью, с глухой и злобной. В глаза смерти…”