Этап второй
Густобрехалов снова на коне,
Коньяк смакует с долькою лимона.
Младые кобеля застыли в тишине,
Его словам внимая изумлённо:
Юность, юность... В день, когда вручали
Комсомольский новенький билет,
В актовом, уютном нашем зале,
Мне "химоза" делала минет.
Шаловливо, ласково мошонку
Щекоча игривым языком,
Обращалась к члену, как к ребёнку:
- Бэби, встань для мамочки торчком!
"Бэби" был послушным карапузом,
Он перечить мамочке не стал.
Так привстал, что сделался обузой
Для меня. (Я речь как раз толкал:
О великом прошлом комсомола,
О великом будущем его.)
Вдруг вздохнул... И содрогнулась школа
От дурного крика моего.
Грохнулась трибуна. Я остался
Перед всем народом без порток.
Я стонал, орал и содрогался,
Извергая сперму в потолок...
Далее - затмение. Не знаю,
Что? Куда? Зачем и почему?
Грезилось: сейчас и расстреляют.
В лучшем случае от****ят - и в тюрьму.
Обошлось. Очнулся не "у стенки",
Не на нарах где-то в Соловках.
Хоть дрожали пакостно коленки,
На живых - не сломанных - ногах.
Было от чего: корова-директриса,
Исходя гневливо пердежом,
Скаля зубы, словно бешеная крыса,
Угрожала мне кривым ножом:
- Я тебе сейчас устрою ****ство!
Я тебя, гадёныш, проучу!
Я твоё поганое богатство
Живо по муде укорочу!
Грязный скот! Развратный недоносок!
Что, дрожишь? Боишься? Слёзы льёшь!
Отсеку, ей-ей же, твой обсосок,
Если ты... Меня не отъебёшь!
Вот так притча! Вот так наказанье!
Разве встанет на такую ****ь?
А альтернатива? Отрезанье...
Ну уж нет! Придётся пособлять.
(В смысле - члену, чтобы возбудился,
Чтобы приподнялся хоть слегка.)
А иначе мигом директриса
Жеребца поправит в лошака.
Эта мысль промчалась, как торнадо,
Как цунами. Буря. Ураган!
А корова, жаждая услады,
Скинула свой красный кардиган.
Оказалось - баба сильно в теле,
Жопа, ляжки, груди - всё при ней.
В молодости, верно, в "этом деле"
Загоняла до смерти парней.
Молодость минула, страсть осталась, -
Вон, как задрались у ней соски!
И унять такую, - вряд ли малость,
Мне придётся. "Беби, помоги!"
Юности не важен возбудитель,
Увидал лобок - и вмиг готов.
Так и мой отчаянный долбитель -
Заторчал колом без лишних слов.
Бешеная баба повалилась
На кушетку, ноги разбросав.
Сквозь космы влагалища сочилась
Ёбальная смазка - как слеза.
Член уже хрустел от предвкушенья,
Яйца ныли, спермою полны,
Я сглотнул, и двинулся к кушетке,
Стягивая тесные штаны.
Влажные космы, что лес дремучий,
Спутались. Попробуй, одолей!
Одолел... И корень свой негнучий
Засадил - до самых до мудей.
Только ждало разочарованье:
Оказался так велик карман,
Что моё благое начинанье
Кануло, как килька в океан.
Или - как огурчик в таз кефира,
Или - как обмылок в унитаз.
В общем, не по нам была квартира,
Не по нам... Эх, в рот же, в рёбра, в глаз!
Только комсомолец не сдаётся!
Есть же выход (то есть, в смысле – вход).
Если есть, со временем найдётся!
Например, заправить, суке, в рот!
Или... Эх, рисковый я парнишка!
Ну и хрен с ним, будет - как решил.
Только не согнись, подруга-шишка,
Не согнись! - И в сраку заложил!
Сразу показалось курве жарко,
Завертелась, курва, на елде,
Застонала, выгнулась, как арка,
Хлопая ладошкой по ****е.
- Что там хлопать по пустому месту?
Я люблю неторные пути,
Задние проходы и проезды...
А она: - Работай, не ****и!
Тут мне стало как-то не до трёпу,
Забрало желанье - до нутра,
По сердцу пришлось. И в эту жопу
Я кончал до самого утра.
К утру "крыса" стала просто Олей.
Я - "мышонком", а "обсосок" - "петухом".
И потом частенько в нашей школе
Я скакал на Олечке верхом.
И не только в школе - где попало,
Лишь бы было место раком встать.
Ох, немало "теста замесил", весьма немало...
Член до смерти буду отмывать!
Кстати, школу кончил с золотой медалью,
И с презентом Олечки-души.
До сих пор его дамасской сталью
Без проблем точу карандаши...
И клинка кривого лёгким взмахом
Развалил лимон напополам,
Стопку "Ахтамара" дёрнул махом,
Шёлковый платок поднёс к губам…
Ах, Густобрехалов, старый пёс,
Где здесь правда, где обман лукавый?
Снова ты смятенье в души внёс,
Да и *** с ним. Браво, мастер, БРАВО!
Ноябрь 1998г.
Свидетельство о публикации №102112100274