До невостребования

Тебе не разобрать
мой почерк. Это значит,
что нету смысла лгать,
скрывать, что сердце плачет,
рыдает о тебе.
Так плачет в поле силос,
мечтая о судьбе
платана, что приснилась.

Тебе не разобрать
мой почерк. Я не видел
потребности скрывать
за вереницей литер
движения души.
А та была - как белой
бумаги лист - пиши,
рисуй - что хочешь делай!

Тебе не разобрать
мой почерк. В полумраке
кириллицына рать
не ввязывалась в драки.
Для наших битв и сеч
мы возводили флеши,
где можно было лечь,
а не строчить депеши.

Тебе не разобрать
мой почерк. Нам с тобою
столом была кровать,
столешницей - обои,
настольной лампой - бра.
Ты знала пальцев почерк,
скользивших от бедра
вдоль эрогенных точек.

Ты знала почерк губ,
что возводил лобзанье
в квадрат, верней - в суккуб.
С закрытыми глазами
могла прочесть едва
достигшие гортани
невнятные слова.
А те - еще и рта не

покинули! Не так
ли Бог читает в душах:
минуя кавардак
условностей ненужных -
фонем, графем и проч.?
Ты знала почерк тела,
который был - точь-в-точь
как ты того хотела -

то ровен, четок, строг,
то - ветреннее ветра.
Ты знала каждый слог
из нашего Завета,
который, вопреки
злословью, еженощно
в поту и от руки
творили мы построчно

в Любви, как во Христе.
Не зная как похожи
дрожь чувства на листе
и страсти дрожь по коже,
ты знала, что и та
и эта - суть одна из
возможных форм стыда
(виват, психоанализ!)

Ты знала каждый шрам
на теле, каждый волос.
Не говоря про срам.
Но - говоря про голос -
малейший звук, любой
исторгнутый гортанью
крик, хрип, стон, шепот, вой,
рыданье, причитанье,

сочувствие, укор...
Ты знала вдох и выдох.
И - мне наперекор -
любую из попыток
молчания - зане
вначале было слово
"люблю"...
          Прости, за не-
имением другого

варьянта (ибо вряд
ли свидимся отныне)
снестись, блюду обряд
кочевника в пустыне -
унылую мольбу,
в которой на надежду
наложено табу.
Изображать невежду

(прости за рифму) мне
ей-богу нет причины -
я знаю, что мы не
услышимся. Кричи не
кричи, терзай Инет,
массируй четки клавиш -
тебя со мною нет.
И это не исправишь.
*    *    * 
Тебя со мною нет.
Как странно... Как нелепо...
Играет в лужах свет,
и полдень полон неба.
И где-то вдалеке,
как отголосок грома,
несется по реке
прощальный клич парома.

В продмаге на углу
сгружает грузчик булки,
сердясь на детвору.
В соседнем переулке -
не чудится ли? нет? -
сладчайшею осанной
и эхом прошлых лет
звучит мотив - тот самый!

И кажется: замри,
вглядись, сосредоточься
и вот - на раз-два-три -
в дверях возникнет тотчас
знакомый силуэт...
Все - блажь. Воображенье.
Тебя со мною нет.
До головокруженья.

"Тебя со мною нет" 
твержу я с содроганьем.
И слышу как в ответ
со свистом ятаганьим
несутся мне во след
четыре страшных слова:
"тебя со мною нет,
тебя со мною ...". Снова
 
и снова, как навет,
пока башка не треснет:
"тебя со мною нет"...
Нет - есть! Нет - нет... Нет - есть! Нет...
От этой кутерьмы
недолго спрыгнуть... В общем,
и к лучшему, что мы
поодаль землю топчим.
*    *    *
Поскольку дни бегут,
(летят!), поскольку память
очередной редут
сдает, успев изранить
сознание тупой
иглой воспоминаний,
ты слышишь этот вой -
глухой, гортанный, а не

разборчивую речь.
Слова, когда их много,
мешают мысли течь,
вредят красотам слога,
а складываясь в стих
приобретают в сумме
черты того, кто их
исторг в полубезумьи.

Се - мой автопортрет.
Вооружившись лупой
ты разглядишь скелет
из слов, в гримасе глупой
застывшее лицо
(похожее, к тому же,
на полое яйцо,
но полое - снаружи),

где вместо губ и глаз
расселись - словно стая
воронья - буки, аз,
омега, запятая,
тире... Ты разглядишь
вертящийся как угорь,
но издающий лишь
похожее на ругань

молчание, язык.
Подправив фокус зренья
ты разглядишь кадык,
тщедушных ребер звенья,
и прочее - назло
засоренному глазу.
Но вряд ли - слово, сло-
восочетанье, фразу.

Прими же этот труд
за чистую монету.
Слова, они не врут,
когда в них смысла нету.
Когда они вольны
сойти за крик гагарки,
за тихий плеск волны,
за шорох листьев в парке.

Прими его как дань
покойника - лопате.
Как некий календарь -
любовей, антипатий,
сомнений, встреч, разлук -
всего того, что с хрустом
похерил твой каблук,
не посчитав искусством.